«И, находясь в борении, прилежнее молился» (Лк 22, 44). Иисус в Гефсимании
1. В смерть Его крестились... мы сегодня нуждаемся в повторном открытии керигмы - того первоначального ядра христианской вести, в ответ на которую рождается в общем-то вера. Страсти и смерть Христа - основополагающий элемент этого ядра.
С объективной точки зрения, или с точки зрения веры, значение имеет воскресение Христа, а не Его смерть: «Мало верить, что Христос умер, - пишет св. Августин, - язычники, иудеи, безбожники тоже в это верят. Все верят, что Он мертв, но христианская вера - это вера в Его воскресение. Верить, что Он воскрес, - это для нас важно». Но с субъективной точки зрения, с точки зрения жизни самое важное - Страсти, а не воскресение: «Подумайте, как священны эти три дня - распятие, гроб и воскресение. Первый из этих дней, день Креста, являет нам то, что с нами происходит в нынешней жизни, но вера и надежда готовят нас к тому, что прообразовывают гроб и воскресение», - пишет все тот же Августин.
Евангелия кто-то назвал «рассказами о Страстях, снабженными пространным предисловием» (M. Köhler). К сожалению, самая важная часть Евангелий ценится менее всего, ведь эти тексты читаются один раз в течение литургического года, на Страстной неделе, а продолжительность литургических обрядов в эти дни практически совсем не позволяет найти время для истолкования и комментария этих отрывков. Были времена, когда проповедь о Страстях стояла в центре всех народных миссий, ныне это стало редкостью, и многие христиане приходят к закату своей земной жизни, так никогда и не взойдя на Голгофу...
В наших великопостных размышлениях мы хотели бы восполнить этот пробел. Мы хотели бы задержаться ненадолго с Ииусом в Гефсимании и на Голгофе, чтобы подготовиться к грядущей Пасхе. Рассказывают, что в Иерусалиме была чудесная купальня. Первый, кто спускался в нее, после того, как ангел возмущал воды, исцелялся. Мы ныне должны в духе спуститься в купальню или в океан - Страсти Христовы.
В крещении мы «в смерть Его крестились», «погреблись с Ним крещением в смерть» (ср. Рим 6,3 слл): то, что однажды произошло мистически в таинстве, должно произойти экзистенциальным образом в жизни. Мы должны совершить спасительное омовение в страстях, чтобы обрести обновление, укрепление, преображение. «Я укрываюсь в Страстях Христовых, - пишет блаженная Анджела из Фолиньо, - и обретаю надежду, что в них я получаю освобождение».
2. Гефсимания, исторический факт.
Наш путь, как и путь Иисуса, начинается в Гефсимании. Агония Иисуса в Оливковой роще засвидетельствована четырежды, то есть всеми евангелистами. Иоанн на самом деле говорит о ней и в своем стиле - вкладывая в уста Иисуса слова: «Душа Моя теперь возмутилась» (они напоминают нам «душа Моя скорбит смертельно» в синоптических текстах) и слова: «Отче! избавь Меня от часа сего» (напоминают «пронеси чашу сию мимо Меня» синоптиков) (Ин 12, 27 и слл). Послание к Евреям, как мы увидим, - отголосок этого.
Потрясающе, что столь мало «апологетический» факт занял столь значительное место в Предании. Лишь историческое событие, ясно засвидетельствованное, может объяснить значение, приписанное этому моменту жизни Иисуса. Каждый из евангелистов придал этому эпизоду различную окраску, в зависимости от своей чувствительности и от потребностей общины, для которой писалось Евангелие. Однако они ничего действительно «постороннего» к факту не прибавили. Каждый высветил какие-то из бесконечных духовных истолкований факта. Они, как сегодня говорится, занимались не эйс-эгезой, а экз-эгезой.
Взаимоисключающие утверждения в евангелиях - не от Духа. Даже если нет внешней и материальной непротиворечивости, существует глубокая гармония. Евангелия - четыре ветви одного дерева, ветки расходятся, но они едины на уровне ствола (устной традиции, общей для Церкви) и на уровне корней - исторического Иисуса. Неспособность многих библеистов видеть вещи под этим углом зрения, по моему мнению, объясняется тем, что они игнорируют духовные и мистические феномены. Это два мира, живущие по разным законам. Это похоже на попытки исследовать небесные тела с применением технических средств, созданных для работы под водой.
Рэймонд Браун, видный католический экзегет, умевший сочетать научную точность и чувствительность к духовному в исследовании Библии, так резюмирует содержание вводного эпизода Страстей: «Иисус отделен от учеников, душа Его скорбит, Отец отвечает Ему с любовью, посылает ангела, чтобы поддержать Иисуса. Учитель одинок, он трижды находит учеников спящими, когда им следовало бы молиться вместе с Ним. В последнем решении выйти навстречу предателю представленное в Евангелиях сочетание человеческого страдания, божественной поддержки и одинокого самопожертвования многое сделало для того, чтобы верующие в Иисуса полюбили Его; оно стало предметом искусства, темой размышлений».
Скорее всего, молитва Иисуса - ядро, вокруг которого развивалась вся сцена в Гефсимании. Воспоминание о борении Иисуса в молитве накануне Его Страстей укоренено в очень старой традиции, с которой связано также Евангелие от Марка и иные источники, и об этом аспекте мы будем размышлять.
Движения Иисуса присущи человеку, находящемуся в смертельной скорби: Он «пал на землю», поднимается и идет к ученикам, снова преклоняет колени и потом встает. «Пот Его, как капли крови» (Лк 22, 44). Из Его уст вырывается просьба: «Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня» (Мк 14, 36). «Усильная молитва» Иисуса перед лицом неизбежной смерти отзывается в Послании к Евреям, где говорится, что Христос «во дни плоти Своей, с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти...» (Евр 5, 7).
Иисус одинок перед лицом приближающегося безбрежного страдания, которое вот-вот обрушится на Него. «Час», одновременно ожидаемый и внушающий страх час окончательного столкновения с силами зла, великого испытания (peirasmos) настал. Но причина Его скорби еще глубже - Он ощущает бремя всего зла и всех злодеяний мира. Не Он совершил это зло, но Он добровольно принял на Себя это бремя: «Он грехи наши Сам вознес телом Своим» (1 Пет 2, 24), то есть (в библейском смысле этого выражения) в своей собственной личности, одновременно в душе, теле и сердце. Иисус, как говорит святой Павел (2 Кор 5,21), - человек, сделавшийся «грехом».
3. Два разных стиля борьбы с Богом
Дабы избежать всех поводов для арианства, некоторые древние Отцы объясняли эпизод в Гефсимании в педагогических терминах, применяя идею «уступки» (dispensatio): Иисус на самом деле не испытал скорби и страха, Он просто хотел научить нас, как побеждать сопротивление человеческой природы в молитве. В Гефсимании, пишет святой Иларий Пиктавийский, «Христос грустит не о себе самом и молится не о себе самом, но за тех, кого Он призывает молиться с вниманием, чтобы чаша страданий не угрожала им».
После вселенского собора в Халкидоне, а особенно после победы над ересью монофелитства больше не требовались эти объяснения. Иисус в Гефсимании молится не только потому, что желает нас побудить к молитве. Он, истинный человек, «подобный нам во всем, кроме греха», переживает ту же борьбу, что и мы перед лицом испытаний, вызывающих ужас у человека.
Но если Гефсиманию и нельзя объяснить только педагогическими намерениями, ясно, что эта задача стояла перед евангелистами, передавшими эпизод, и нам важно ее воспринять. В Евангелиях нельзя разделить рассказ о событии и призыв так жить. «И Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его», сказано в Послании Петра (1 Пет 2, 21).
Слово «агония», использованное для рассказа об Иисусе в Гефсимании (Лк 22, 44) надо понимать в изначальном его смысле - «борьба» более, чем в нынешнем смысле агонии. Время, когда молитва преображается в борение, усталость, агонию, настало. Я не говорю о точном моменте, о борьбе с рассеянностью, то есть о борьбе с самим собой; я говорю о борьбе с Богом. Это происходит, когда наша природа не может дать требуемое от нас Богом и когда действие Бога становится непонятным и обескураживающим.
Библия дает нам другой пример борьбы с Богом в молитве. Очень поучительно сравнить эти два эпизода. Речь идет о борьбе Иакова с Богом (см. Быт 32, 23-33). Обрамление двух фрагментов кажется очень похожим. Борьба Иакова разворачивается ночью, за потоком Иавок - борение Иисуса тоже происходит ночью, за потоком Кедрон. Иаков отослал от себя рабов, женщин и детей, чтобы остаться одному. Иисус тоже удаляется от трех последних учеников, чтобы молиться.
Но почему Иаков борется с Богом? Тут урок для нас. «Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня», - то есть если не исполнишь того, о чем я прошу. Далее: «как имя твое?». Иаков убежден, что используя силу, которую дает знание имени Божьего, он может одолеть своего брата Исава, преследующего его. И все же Бог благословляет его, но не открывает Своего имени.
Иаков борется, чтобы подчинить Бога своей воле. Иисус борется, чтобы подчинить свою человеческую волю Богу. Иисус борется потому, что «дух бодр, плоть же немощна» (Мк 14, 38). Естественно, возникает вопрос: кого напоминаем мы, когда молимся в трудных ситуациях? Мы похожи на Иакова, человека Ветхого Завета, когда в молитве мы боремся, чтобы вынудить Бога изменить решение - более, чем чтобы измениться самим и принять Его волю; чтобы Он забрал у нас этот крест - больше, чем мочь нести этот крест с помощью Божьей. Мы похожи на Иисуса, если, даже стеная и потея кровью, мы стремимся предать себя воле Отца. Итоги двух молитв совсем разные. Бог не открывает Своего имени Иакову, но Он дал Иисусу имя выше всякого имени (ср. Флп 2, 9).
Иногда, когда мы пребываем в подобной молитве, происходит что-то странное, о чем полезно знать, чтобы не упустить ценную возможность. Роли меняются: Бог просит, а человека просят. Мы погружаемся в молитву, прося чего-то у Бога, и вдруг мы постепенно осознаем, что это Бог простирает к нам руки и чего-то у нас просит. Мы только что просили забрать у нас жало в плоть, крест, испытание, избавить нас от каких-то забот или ситуаций, от близости какого-то человека... и вот Бог просит нас как раз принять крест, ситуацию, ответственность, человека.
Молитва Иисуса в Гефсимании показывает нам именно эту смену ролей. Иисус просит Отца пронести чашу мимо Него, а Отец просит испить эту чашу ради спасения мира. Иисус отдает всю Свою Кровь, а Отец делает Человека Иисуса Господом, хотя «лишь одной капли Его Крови было бы достаточно для спасения мира» (una stilla salvum facere totum mundum quit ab omni scelere).
4. «И, находясь в борении, прилежнее молился»
Евангелист Лука написал эти слова (Лк 22, 44) с ясными пастырскими намерениями: показать Церкви его времени, переживающей борения и преследования, что именно Наставник учил делать в таких обстоятельствах.
В человеческой жизни случаются маленькие Гефсимании, причины у них разные - угроза здоровью, непонимание, безразличие окружающих, страх перед последствиями наших ошибок. Бывают и более глубокие случаи: утрата чувства Бога, подавляющее нас ощущение нашей греховности и недостоинства, ощущение потери веры. Это святые называли «темной ночью духа».
Иисус нас учит, что надо в первую очередь делать в такой ситуации: обратиться в молитве к Богу. Не следует заблуждаться: Иисус в Гефсимании нуждается и в обществе учеников, но почему нуждается? Не потому, что хочет услышать добрые слова, развеяться, получить утешение. Иисус просит быть вместе с Ним в молитве, молиться с Ним вместе: «так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною? Бодрствуйте и молитесь» (Мф 26, 40).
Все же можно возразить - Иисус не был услышан, но Послание к Евреям говорит обратное: Он «услышан был за Свое благоговение». Лука говорит о внутренней помощи, полученной Иисусом от Отца, при помощи образа ангела: «Явился же Ему ангел с небес и укреплял Его» (Лк 22, 43).
Бог, заметил святой Августин, слышит, тогда, когда ... не слышит, то есть когда мы не получаем просимого. Даже Его запоздание уже говорит о том, что Он услышал нас, чтобы дать нам больше, чем мы просим. Если вопреки всему мы продолжаем молиться, это знак, что Бог дает нам благодать. Если Иисус в конце молитвы говорит решительно «встаньте, пойдем!» (Мф 26, 46), это происходит потому, что Отец дал Ему «более, нежели двенадцать легионов Ангелов».
Способность молиться - великая возможность.
Иисус заранее дал Своим ученикам средство и слова, чтобы соединиться с Ним в испытаниях - «Отче наш». Нет такого состояния души, которое не нашло бы отражения в этой молитве: радость, прославление, поклонение, действие благодати, раскаяние. Но «Отче наш» прежде всего - молитва во времена испытаний. Существует явное сходство между молитвой, которую Иисус дал Своим ученикам, и Его собственной молитвой к Отцу в Гефсимании. Он на самом деле нам оставил Свою молитву.
Молитва Иисуса начинается, как и «Отче наш», воплем: «Авва Отче» (Мк14, 36) или «Отче Мой» (Мф 26, 39); ее, как и «Отче наш», продолжает просьба об исполнении воли Его; Иисус просит пронести мимо чашу, как и мы молимся об «избавлении от лукавого»; Иисус велит ученикам молиться, чтобы не впасть в искушение, как и мы завершаем «Отче наш» словами «не введи нас во искушение».
Как утешительно в час испытания и мрака знать, что Святой Дух продолжает в нас молитву Иисуса в Гефсимании, что «воздыхания неизреченные», которыми Дух ходатайствует за нас сейчас, поднимаются к Отцу, смешанные с «молитвами и молениями, принесенными с сильным воплем и со слезами» (ср.Евр 5, 7).
http://www.zenit.org/article-12383?l=french
перевод: RKCVO.RU
Раньеро Канталамесса родился в 1934 году. Монах ордена меньших братьев капуцинов. Доктор богословия и доктор филологии, преподавал в университете Святейшего Сердца Иисуса в Милане. В 1975-1981 входил в международную богословскую комиссию. С 1980 проповедник Папского Дома - читает проповеди в Великий и Рождественский Пост, его адресаты - Папа, сотрудники Римской Курии и главные настоятели монашеских орденов.
Книги о. Раньеро переведены на 15 языков, в том числе на польский и украинский. Он ведет также религиозную программу (комментарий к воскресному евангельскому чтению) на общенациональном итальянском телевидении RAI Uno.
О. Раньеро участвует в харизматическом движении, проводит реколлекции.
- Войдите на сайт для отправки комментариев