Папа Франциск, интервью газете «Ла Круа» (отрывки)

Гийом Губер, директор «Ла Круа», Себастьен Майяр, специальный корреспондент, Рим

Государство должно быть светским

«Ла Круа». Роль ислама в сегодняшней Франции и ее христианское наследие вызывают вопросы о месте религий в общественной жизни. Какова, на ваш взгляд, правильная светскость? (в оригинале laicite – устоявшаяся в общественном сознании Франции модель отношения государства и религии – прим. перев.)

Папа Франциск: Государство должно быть светским. Конфессиональные государства плохо заканчивают. Это противоречит ходу истории. Я думаю, что светскость, опирающаяся на солидную законодательную базу, гарантирующую религиозную свободу, открывает нам путь в будущее. Мы все равны, как дети Божьи, у нас равное человеческое достоинство. Но каждый человек должен пользоваться свободой выражать свою веру. Если мусульманка хочет носить покрывало, она должна иметь такую возможность. Точно так же если католик хочет носить крест. Должна быть возможность исповедовать веру в сердце культуры, а не просто где-то на «полях».
Я бы хотел тут немного покритиковать Францию за раздувание светскости. Это происходит, когда религии рассматривают как субкультуру, а не полноценную самостоятельную культуру. Боюсь, что этот подход, наследие эпохи Просвещения, еще существует.
В этом отношении Франция должна сделать шаг вперед, принимая открытость трансценденции как право каждого человека.

В этой секулярной системе координат как должны католики отстаивать свою заинтересованность в таких общественных вопросах, как эвтаназия или однополые союзы?

Папа Франциск: Дело парламента – обсуждать, аргументировать, объяснять, рассуждать. Так развивается общество.
Когда закон принят, Государство должно уважать совесть людей.
Существующие структуры должны уважать право человека на отказ по соображениям совести. Это касается и правительственных чиновников – они тоже люди. Государство должно также обращать внимание на критику.
И в этом истинная светскость.
Нельзя отметать доводы католиков: «Ты говоришь, как священник». Нет, они исходят из той самой традиции христианского образа мысли, что так великолепно проявился во Франции.

Французская Церковь обладает даром творчества

Что для вас значит Франция?
Папа: (по-французски) Старшая дочь Церкви… но не самая верная! (смех) в 1950-х говорили: «Франция, миссионерский край». В этом отношении она остается на периферии евангелизации. Но надо быть справедливым к Франции. Ее Церковь обладает даром творчества. Франция также страна великих святых, великих мыслителей: Жан Гиттон, Морис Блондель, Эммануэль Левинас (он не был католиком), Жак Маритен. Я думаю и о глубинах ее литературы.
Я дорожу тем, как французская культура, по сравнению с испанской, более аскетичной, пропитала иезуитскую духовность. Французская струя, начало которой положил Пьер Фавр, придала этой духовности иной аромат, по-прежнему настаивая на различении духов.
А столпы французской духовной литературы – Луи Лаллеман, Жан-Пьер де Коссад. Великие французские богословы, которые так помогли Обществу Иисуса: Анри де Любак, Мишель де Серто. Мне очень нравятся двое последние – иезуиты, отданные творчеству.
Этим меня очаровывает Франция. С одной стороны – эта раздутая светскость, наследие Французской Революции, а с другой – столько великих святых.

Ваш любимый святой или святая?

Папа Франциск: Святая Тереза из Лизье.

Вы обещали посетить Францию. Когда можно ожидать Ваш визит?

Папа Франциск: Я недавно получил приглашение от президента Франсуа Олланда. Меня также пригласила Конференция Епископов. Я не знаю, когда визит состоится, ведь в будущем году во Франции выборы, и в общем-то Святой Престол старается избегать поездок в такое время. В прошлом году появилось несколько предположений относительно этого визита – Париж, его пригороды, Лурд и город, где еще не бывал ни один папа, например, Марсель – порт, открытый миру.

Французская церковь переживает тяжелый кризис священнических призваний. Что можно сделать, когда священников так мало?

Папа Франциск: Мы можем обратиться к примеру Кореи. Эту страну евангелизировали прибывшие из Китая миссионеры, они потом уехали. Потом в течение двух веков Корею евангелизировали верные миряне. На этой земле святых и мучеников стоит ныне сильная церковь. Для евангелизации не обязательно нужны священники. Крещение дает силу благовествовать. Дух Святой, полученный в крещении, побуждает действовать, нести благую весть с отвагой и терпением.
Святой Дух – побуждающая сила происходящего в Церкви, движущая сила. Слишком много христиан не знают об этом.
Есть и противоположная опасность для Церкви – клерикализм. Для этого греха требуется партнер, как танго. Священники хотят клерикализировать мирян, а миряне требуют клерикализации – так ведь проще.
В Буэнос-Айресе я знал многих хороших пастырей, которые, увидев способного мирянина, тут же восклицали: «Давайте рукоположим его в диаконы!». Нет, нужно, чтобы он оставался мирянином.
Клерикализм особенно важен в Латинской Америке. Если там сильно народное благочестие, то именно потому что это единственная инициатива мирян, которая не была клерикализована. Духовенство этого не понимает.

Церковь во Франции, особенно в Лионе, сейчас страдает от связанных с педофилией скандалов, уходящих корнями в прошлое. Что делать в такой ситуации?

Папа Франциск: Действительно непросто судить о фактах по прошествии десятилетий, в другом контексте. Реальность не всегда ясна. И все же в этой сфере для Церкви не должно быть ограничений. Насилие над несовершеннолетними приводит к тому, что пастырь, призванный вести ребенка к Богу, разрушает его. Он сеет зло, стойкие обиды, боль. Бенедикт XVI говорил о нулевой терпимости в таких случаях.
Основываясь на известной мне информации, я полагаю, что в Лионе кардинал Барбарен предпринял необходимые меры и что он контролирует ситуацию. Он – человек отважный и творческий, миссионер. Сейчас мы должны ждать открытия процедуры в государственных судебных органах.

А кардинал Барбарен не должен уйти в отставку?

Папа Франциск: Нет, это была бы неверная интерпретация, было бы неосмотрительно.

Синод нас всех изменил

1 декабря прошлого года Вы приняли монс. Бернара Фелле, верховного настоятеля священнического Братства св. Пия X. Снова возвращается тема реинтеграции лефевристов в Церковь?

Папа Франциск: В Буэнос-Айресе я с ними часто разговаривал. Они меня приветствовали, на коленях просили их благословить. Себя они называют католиками.
Они любят Церковь. Монс. Фелле – человек, с которым можно вести диалог. Но там есть и другие, немного странные, как монс. Вильямсон, или другие, радикализированные люди. Думаю, как я это сформулировал в Аргентине, что это католики на пути к полноте общения. В течение Года милосердия, я почувствовал, что я должен даровать их исповедникам право отпускать грех аборта. Они поблагодарили меня за этот жест. До этого Бенедикт XVI, которого они глубоко уважают, разрешил служить мессу по тридентскому обряду. Идет диалог, мы делаем хорошее дело.

Вы были бы готовы даровать им статус персональной прелатуры (сегодня персональная прелатура в Католической Церкви одна – Opus Dei. Прим.перев.)?

Папа Франциск: Это было бы возможным выходом, но все же первым делом следует достичь с ними фундаментального соглашения. Второй Ватиканский Собор имел определенное значение. Мы медленно и терпеливо идем вперед.

Вы созвали два Синода, посвященных семье. Как по-вашему, этот длительный процесс изменит Церковь?

Папа Франциск: Этот процесс начался на консистории (февраль 2014 – примечание редакции), куда его внес кардинал Каспер, перед чрезвычайным Синодом в октябре того же года, его продолжила рефлексия Ординарной Генеральной Ассамблеи Синода епископов. Думаю, что этот процесс всех нас изменил. Меня тоже.
В пост-синодальном Апостольском обращении (Amoris laetitia, апрель 2016 – примечание редактора) я стремился максимально уважать Синод. В этом обращении вы не найдете канонических уточнений – что можно делать и что нельзя. Это ясное и спокойное размышление о красоте любви, о том, как воспитывать детей, готовиться к свадьбе… Оно выделяет сферы ответственности, и Папский Совет по делам мирян мог бы потом разработать соответствующие директивы.
Кроме этого, мы должны подумать о подлинной синодальности, хотя бы о том, что значит католическая синодальность. Епископы – cum Pietro, sub Pietro (едины с преемником Петра и подчинены преемнику Петра – редакция). Это отличается от православной синодальности и синодальности греко-католических Церквей, где патриарху принадлежит только один голос.
Второй Ватиканский Собор дает нам идеал синодального и епископского общения. Он нуждается в развитии, в том числе на приходском уровне, как это было предписано. Есть приходы, где отсутствует как пастырский, так и экономический совет, хотя каноническое право требует это. На этом уровне тоже важна синодальность. 

Мигрантов следует интегрировать

В ваших выступлениях в Европе Вы обращаетесь к «корням» континента, даже определяете их как христианские. Более того, Вы определяете «европейскую идентичность» как «динамичную и многокультурную». Как Вы считаете, определение «христианские корни» не подходит для Европы?

Папа Франциск: О корнях нужно говорить во множественном числе, ведь их так много. В этом смысле, когда я слышу о христианских корнях Европы, я порой страшусь тональности этого – она может быть триумфалистской или даже мстительной. Прорезаются колониалистские обертоны. Иоанн Павел II говорил о них спокойно. Да, у Европы есть христианские корни. Христиане должны эти корни питать, в духе служения, подобно омовению ног. Служение – вот долг христиан перед Европой. Эрих Пшивара, великий наставник Романо Гуардини и Ганса Урса фон Бальтазара, нас этому учит: вклад христиан в культуру подобен Христу, омывающему ноги, но есть это служение и отдача жизни. Это не может происходить в колониальном стиле.

16 апреля вы сделали сильный жест, привезя с Лесбоса в Рим беженцев. Но может ли Европа принять столько мигрантов?

Папа Франциск: Это справедливый и ответственный вопрос, поскольку нельзя неразумно распахивать двери. Но основной вопрос, который себе следует задать, - почему сегодня столько мигрантов. Когда я три года назад побывал на Лампедузе, этот явление уже зарождалось.
Исходная проблема – это войны на Ближнем Востоке и в Африке, отсталость африканского континента, вызывающая голод. Если происходят войны – это связано с производителями оружия (что может быть оправдано для целей обороны) и особенно с торговцами оружием. Если безработица достигает такого уровня – это проистекает из недостатка инвестиций, которые могли бы создать рабочие места, в которых так нуждается Африка.
И тут возникает более широкий вопрос о всемирной экономической системе, впавшей в идолослужение деньгам. Более 80 % богатств человечества находится в руках примерно 16 % населения. Не существует совершенно свободный рынок. Рынок сам по себе – вещь полезная, но он нуждается в точке опоры, в третьей силе – в государстве, регулирующем и уравновешивающем его. Это называют социальной рыночной экономикой.
Вернемся к мигрантам. Худший вариант их приема – отправить в гетто, когда, напротив, следует их интегрировать. В Брюсселе террористические акты совершили граждане Бельгии, дети мигрантов, вышедшие из гетто. В Лондоне новый мэр (Садик Хан, сын родителей-пакистанцев, мусульманин – прим. редакции) принес присягу в церкви и несомненно будет принят королевой. Это показывает Европе – как важно вновь обрести способность к интеграции. Я думаю о Григории Великом (папа в 590 – 604 – прим. редакции) – он вел переговоры с теми, кого называли варварами, и впоследствии эти люди интегрировались.
Сегодня подобная интеграция еще более необходима – Европа столкнулась с серьезной проблемой падения рождаемости, связанной с эгоистическим стремлением к благосостоянию. Развивается демографический вакуум. Так или иначе, во Франции, благодаря политике поддержки семьи, эта тенденция смягчена.

Страх перед принятием мигрантов частично подпитывается страхом перед исламом. Как вы считаете, оправдан ли страх, который эта религия вызывает в Европе?

Папа Франциск: Я не думаю, что сегодня существует страх перед исламом, скорее страх перед ИГИЛ и его завоевательной войной, частично основанной на исламе. Действительно, представления о завоевании присущи исламу. Но можно было бы истолковать в том же ключе завоевания эпилог Евангелия от Матфея, когда Иисус посылает Своих учеников ко всем народам.
Перед лицом современного исламского терроризма следовало бы спросить себя о том, в каком стиле модель чрезмерно западной демократии экспортировалась в страны с существовавшей сильной властью, например, в Ирак. Или в Ливию с ее племенной структурой. Нельзя продвинуться вперед, не принимая во внимание этой культуры. Недавно один ливиец сказал: «Раньше у нас был один Каддафи, теперь их пятьдесят!».
На этом пути возможно сосуществование христиан и мусульман. В моей родной стране они живут вместе и между ними хорошие отношения. Мусульмане почитают Богородицу Марию и святого Георгия. Мне рассказывали, что в одной африканской стране в юбилейном Году Милосердия мусульмане стоят в длинных очередях в собор, чтобы пройти через святые двери и помолиться Деве Марии. В Центральной Африке до войны христиане и мусульмане жили вместе и сегодня должны снова этому научиться. Ливан показывает нам, что это возможно.

http://www.la-croix.com/Religion/Pape/INTERVIEW-Pope-Francis-2016-05-17-...