О литургической традиции и необходимости ее обновления
Написать о необходимости литургического обновления или, скорее, обновления византийской литургической традиции меня подвигает многое. Прежде всего, множество разнообразных исследований, в том числе и моих, именно по обновлению литургической реформы. В последнее же время мне о состоянии нашей литургии и необходимости ее воскрешения ежедневно (потому что больше пою на клиросе) напоминает одна из чудесных икон в нашей церкви сщмч. Климентия на ул. Кривоноса во Львове.
Только реставратор может сказать, что в этой иконе к чему. Здесь переплелись чудесные художественные достояния многих поколений. Икона потеряла свое обрамление, о красоте которого только можно догадываться. Она также имеет несколько пластов – нижняя ее часть написана в одном стиле, верхняя – в другом. Часть иконописи вообще уничтожена. Конечно, если хороший богослов сядет на несколько дней на хлеб и воду и начнет богомудрствовать, он через некоторое время найдет этому некое «оправдание» и «значение». Но даже невооруженным глазом можно видеть, что эта икона не является целостной и, следовательно, не слишком пригодной по ее основному назначению – привести верных к Богу через созерцание. Такая икона является скорее хорошим, ценным музейным экспонатом и прекрасным объектом для научных исследований, чем действительно иконой Богоматери.
То же, а может даже и гораздо худшее, представляет собою современная литургическая традиция церквей византийского обряда. Две разные по духовности, времени и стилю традиции – кафедральная и монашеская – были некогда искусственно соединены, и это соединение как таковое начали серьезно исследовать и осмысливать только в начале прошлого века.
Множество комментаторов ломают себе голову над тем, как объяснить бесконечные вступительные и заключительные обряды к основной молитве, от которой во многих случаях остались какие-то мизерные обломки. Светильнами мы называем тексты, в которых ничего не говорится о свете, и даже не осуществляется какой-то особый обряд его зажигания. Обряды, которые во многих случаях придавали значения текстам или тексты, которые сопровождали обряды, оторваны от своих естественных связей. Молитвы, задачей которых является ввести молящихся в ту или иную часть молитвенного таинства, священники проговаривают «тайно», видя таинственность в незнании или непонимании. Вопиющий пример – с одной стороны, постоянные нарекания на продолжительность служб, с другой – призывы готовиться к богослужению и благодарить после него. Сам чин Божественной литургии, например, имеет молитву приготовления к причастию и молитву благодарения за дар причастия (причем каждая из трех наших Божественных литургий – свои собственные). Но, поскольку священник говорит эти молитвы «тайно», то верные «вычитывают» молитвы перед причастием, добавляя отдельную «причастную» молитву (Верую, Господи, и исповедую...), и также им рекомендуется «вычитывать» благодарственную молитву после причастия. Никоим образом не будучи противником усиленной молитвы, все же ставлю вопрос: использовали мы всю молитвенную мощь литургического чина перед тем, как внедрять дополнительные молитвы? Примеров этому можно привести множество в каждом из литургических молений византийской традиции.
Все это послужило причиной возникновения «традиции», которая игнорирует всякий здравый смысл, «традиции», которая ставит целью количество, а не качество, «традиции», которая следует своей собственной «таинственной» логике, а поэтому игнорирует логику естественную. Игнорирование естественных связей и естественной логики в литургической молитве «клерикализирует» ее и подталкивает верующих к поиску логической службы в паралитургических обрядах, причем в лучшем случае. Сложность литургических структур, отсутствие логических взаимосвязей между отдельными частями литургии, умышленное игнорирование времени богослужений (вечерня утром, утреня вечером, все малые часы вместе), оставляют верных судьбы с «сокрытой под спудом» животворящей сокровищницей духовных благ – Литургией, которая является основным инструментом действия Духа Святого.
Неудивительно, что христианство наше очень суеверно. Предрассудок как раз и заключается в своеобразной нелогичности и недоступности, в правиле «потому что так сказано». Суеверие не обсуждается, и тем более не поддается осмыслению, поскольку вследствие осмысления утрачивает свою силу. Кутья на Рождество, купание в проруби на Богоявление, освящение свечи на Сретение, скрупулезный отказ от «запрещенных» блюд в пост, крашеные яйца как центральный образ праздника Воскресения, заготовление банных веников на «Троицу», медовый, яблочный и другие «Спасы», хождение в церковь «поставить свечку» и множество других «магических» причин соприкосновения верующих с литургической действительностью являются следствиями нелогичности нашей литургической традиции.
Возвращаясь к примеру упомянутой выше иконы, возьмусь утверждать, что если бы предложить «канонизировать» такой разрушенный историей тип иконы, то было бы очевидным, что это – бессмыслица, которое не имеет ничего общего с настоящей традиционной иконографией. И все же, как историк литургии и богослов, берусь утверждать, что именно так мы поступаем с нашей литургической традицией.
Проблема консервативности литургической традиции в том, что она руководствуется страхом. Страх потерять достижения предыдущих поколений ставит под сомнение принципиальную возможность любых, даже исторически и логически оправданных изменений в литургии. И все же, думая так, мы теряем намного больше, мы теряем саму литургию, возможность действенности ее для тех, для кого она была создана –верных церкви Христовой. Слишком часто в наших решениях мы забываем призыв Христа не бояться. Слишком часто уверенность «гарантированного сохранения таланта» становится для нас основанием для решения «не рисковать» даже тогда, когда предоставляется возможность его приумножения. Слишком часто, беря на себя ответственность за сохранение Церкви от врат ада, мы забываем, что Господь дал слово: они «не одолеют Ее». Слишком часто, пытаясь сохранить построенные предыдущими поколениями коридоры для удобного веяния Духа Святого, мы забываем, что «Он дышит, где хочет».
Церковная традиция вообще и литургическая в частности не состоит в том, чтобы мы максимально консервировали достояние наших отцов, но чтобы по их примеру открылись на деяния Святого Духа в наших сердцах – здесь и сейчас – и позволили Ему по традиции, Им созданной, творить и возносить вечно новую песнь Господу.
свящ. Василь Рудейко
- Войдите на сайт для отправки комментариев