Презентация книги «Семья святого Лазаря» в Культурном центре «Покровские ворота» (фрагменты записи устного выступления)

Начинаем наш вечер. Как многие уже догадались, он посвящен презентации вот этой книги о Семье святого Лазаря. Книга издана издательством «Духовная библиотека», я благодарен издательству, и думаю, что все, кто принимал участие в создании этой книги, тоже благодарны. Я представлюсь сначала. Я Сергей Николенко, католический священник, сейчас работаю в византийском обряде. Являюсь руководителем этой общины - официально она называется «Религиозное объединение католиков византийского обряда Семья святого Лазаря». Рядом со мной священник Кирилл Горбунов, ответственный сотрудник курии в Москве и член нашей общины. Мы с Кириллом на пару исполняем функции священника.

Я скажу, может быть, пару слов о структуре самой книги. Книга небольшая, она насчитывает порядка 200 станиц и состоит из трех частей. Первая часть больше историческая. Начинается с предыстории нашей общины, которая уходит в начало 90-х годов, описываются люди, которые стояли у истоков. Там мой авторский текст и свидетельства людей. Вторая часть более теоретическая или концептуальная, она посвящена, в общем, проблеме человеческого здоровья, - того, как связаны физическое здоровье, духовное здоровье, какое отношение это имеет к успешности человека в жизни. И в этой части довольно много говорится о явлении зависимости и созависимости, соответственно, о способах борьбы с этими вещами. Я вижу, тут большей части людей не нужно объяснять, что это такое. А последняя часть набрана из проповедей. Проповеди - это не просто так, это у нас не просто ораторское искусство. Дело в том, что в нашей общине богослужение вписано в духовные, терапевтические процедуры, и вот те вещи, которые у нас говорятся на проповеди, являются ответом на те проблемы, которые в тот день беспокоили общину. Это проблемы самого разного рода, и общецерковные, и общечеловеческие и, более узко, проблемы исцеления.

Теперь я несколько слов скажу об истории общины. У меня судьба в Церкви не очень обычная: я был рукоположен как священник еще подпольной Церкви в начале 80-х годов. После того, как в 90-х годах здесь были созданы официальные католические структуры, я долгое время работал не как приходской священник, а занимался в образовательных структурах, таких, как институт святого Фомы. Много лет достаточно серьезно занимался катехизацией, Каритасом, то есть, благотворительной областью работы Церкви. И еще до 90 года так сложилось, что мне пришлось заниматься с зависимыми людьми, потом из этих занятий возникла реабилитационная программа, потом реабилитационный фонд «Старый Свет» о котором многие знают, во главе с Евгением Николаевичем Проценко. И получилось так, что за этот период, за первые, может быть, двенадцать лет, примерно с 90 года, через меня прошло очень много людей. Первые люди, с которыми мне так массово пришлось заниматься в католической Церкви, - это те, которые пришли на занятия по катехизации в 90 году.

Это было особое время и для России, и для церквей в России и в Европе. Получилось так, что социальные связи, к которым люди привыкли за время советской власти, способы отношений, способы внутренне утвердиться в этом мире, которые были приняты тогда, перестали работать. Внешне это выразилось в развале Советского Союза, установлении рыночной экономики. Была принята одна из самых демократичных и либеральных конституций в мире, и не хватало только малости, - не хватало людей, которые были бы способны по этим правилам жить. Мы столкнулись с тем, что люди были совершенно дезориентированы, деморализованы. Масса людей устремилась в церкви, - и в православную, и в католическую, и к протестантам, и в другие религии. Устремились просто как малые дети, как овцы, в ожидании, что их защитят и помогут им обрести какой-то внутренний стержень.

И вот масса таких людей, сотни, пришли в католическую Церковь в Москве, тогда главный центр был французский храм на Лубянке, много интеллигенции было. Интеллигенция такого типа, как один человек сформулировал, как мне кажется, очень емко: «в православном храме я ощущаю себя рабом, а в католическом я чувствую себя свободным человеком». Что скрывалось за этим восприятием и насколько оно адекватно, я сейчас раскапывать не буду, но такой настрой был у многих. И вот некоторые из этих людей ушли из Церкви довольно быстро, некоторых я наблюдал в течение многих лет, сейчас уже можно сказать, десятков лет. Главная трудность, с которой мне пришлось столкнуться, - это то, что на интеллектуальном уровне люди очень стараются выучить все про Бога, какой Он замечательный, и как от Него все в мире зависит, и, главное, как Он заботится о них самих; а на эмоциональном уровне не получается ничего. Бог остается чужим, страшным и холодным. И вот заниматься этим вопросом мне было не так трудно, потому что очень похожие вещи я видел в группах анонимных алкоголиков и наркоманов.

Общий диагноз или общая проблема, по-разному можно ее формулировать, но важное понятие здесь «отчуждение». «Отчуждение» - это термин, которым широко пользовалась марксистская философия, и потом уже после Второй мировой войны ученые франкфуртской школы разрабатывали эту тему. Если так попросту говорить, это такое состояние человека, когда жизнь его приучает к тому, чтобы не воспринимать действительность как она есть во всей ее болезненной и прекрасной полноте. Отчуждение от себя выражается для зависимого и созависимого человека, прежде всего, в так называемых замороженных чувствах. Человек, у которого химическая зависимость накладывается на воспитание в неблагополучной семье, имеет такие привычные чувства стыда, страха, которые он со временем научается не ощущать. И это приводит ко всяким удивительным следствиям, в частности, бывают моменты так называемого компульсивного поведения, когда напряжение у человека выливается в какие-то совершенно ненужные ему на самом деле действия, вредные и для него и для других: это и пьянство, и насилие, и т.д. Но он в эти периоды совершенно себя не контролирует. Это поведение происходит помимо него.

Алкогольные и наркологические программы и движения этим занимались со своей стороны, а философы уже достаточно давно этим занимались со своей стороны. Так называемый тип авторитарной личности, - личности, которой настолько неуютно быть свободным самостоятельным человеком, что она обязательно собирается в стадо, и нуждается в вожаке. Вот это, по сути дела, тот же самый феномен, но как бы в другом срезе, в другом плане. Если говорить о советском человеке, - человеке, который был воспитан в такой тоталитарной общественной структуре, - то эта замороженность чувств и все остальное для него вообще свойственна, независимо от того, алкоголик он или нет.

И вот, когда я с этим столкнулся, я понял, что катехизация, которая идет просто в виде уроков с объяснением, нашему человеку ничего не дает. Нашего человека нужно в процессе катехизации лечить. И я начал пробовать применять для катехизирования те же методы, которые используются в духовно-ориентированных программах лечения зависимых и созависимых, в частности, в методе 12 шагов. Сначала, конечно, это у меня проходило нескладно, люди и обижались, и не понимали, и уходили. В конце концов, сформировалась такая община, - тогда еще не называли это общиной, - которая сама могла быть таким терапевтическим средством. Катехизировать человека, одновременно исцеляя его и оживляя.

Здесь я должен привести один эпизод, в книжке он есть. Я был знаком с одной монахиней, с интеллектуалкой из профессорской монашеской общины в Оксфорде. Она гораздо старше, чем я, не знаю даже, она сейчас жива или нет. Как-то, когда я у нее был, я увидел у нее в комнате на столике фотографию то ли с картины, то ли со скульптуры: Лазарь в сцене из Евангелия от Иоанна, запеленутый в пеленах, уже живой, но двигаться еще не может. Я поинтересовался, и она сказала, что в какой-то момент своей монашеской жизни она поняла, что это она и есть. Что она жива уже, перед Богом она ожила, благодать действует, но она вся скована какими-то привычками, способами поведения, предрассудками, соответственно, способами мышления, и тому подобное. И, конечно, средой, которая вот эти все проявления несвободы поддерживает. И через несколько лет, когда уже мы осознали себя как общину и пришло время себя назвать, я подумал, что стоило бы себя назвать семьей святого Лазаря, имея в виду, что мы приходим тоже такие же, но мы заняты тем, что друг друга распеленываем, освобождаем. На словах это все легко и красиво звучит, на самом деле это очень тяжелая работа, многолетняя работа, в которой со смирением приходится признать, что основные изменения проводит Бог помимо наших усилий, и сотрудничество с Ним в этой работе тоже такая таинственная вещь.

Я сейчас скажу только о процедурах, которые у нас в общине были приняты в последние годы. В день, когда мы встречались, в начале была примерно двухчасовая группа, на которой, прежде всего, шел обмен состояниями, - состоянием, в котором каждый из людей пребывает, тем, как он воспринимает себя, ситуацию, в которой он находится. И делалась попытка эти проблемы переводить в духовный план. То есть в план греха и несвободы, и, соответственно, в план благодати. И потом за группой тут же следовала литургия, на которой вот эти вещи переводились в молитвенный план. Мы об этом молились и пытались услышать ответ Бога. Понятно, что литургия для такой цели должна быть как-то адаптирована. Если говорить о новой мессе латинского обряда, послереформенной, то она позволяет - по крайней мере, когда проводится в малой группе – делать то, что мы, собственно, делаем. Три вещи. Первая - это покаяние вслух, в кругу, который присутствует на литургии, на мессе. Ну, кому нечего сказать, тот молчит, естественно, его никто не заставляет говорить, но, как правило, большая часть людей говорит о своих тяготах и грехах. Удавалось достичь такой степени доверия в группе, что люди открыто говорили, допустим, о сексуальных трудностях. Это сфера, которая в обществе представляется какой-то особо запретной, на самом деле в ней ничего такого нет, она такая же, как и все остальные сферы человеческой жизни. И человек имеет возможность это высказать не только на ухо священнику, а друзьям, которые тебя понимают, знают и не осуждают, а молятся за тебя. Тут Святой Дух действует, я думаю, как следует. Значит, это первый такой интерактивный момент. Второе, - это, естественно, после проповеди свободные прошения. У кого что на душе есть. Кстати, что касается проповеди. Когда мне приходится проповедовать на мессе в общине, я заранее никогда не готовлюсь, - я говорю о том, что у меня возникает после того, как я послушал литургию Слова в контексте услышанного на группе. И последний интерактивный момент, уже после Причастия, перед заключительной молитвой, мы делимся тем, что с нами происходило на мессе, что мы услышали от Бога. Чаще это не какое-то там отвлеченное интеллектуализирование, а ощущения.

Немножко еще скажу о составе общины. В основном, это созависимые люди из неблагополучных семей, но есть и зависимые люди, есть просто люди с плохим здоровьем. Народу сейчас немного, ядро общины - это человек десять, и в течение года мы через себя несколько человек как бы пропускаем. Ощущают они помощь или нет, это уже другое дело. Но, как правило, они уходят уже изменившимися. У нас не все люди, но довольно многие заняты в каких-то церковных структурах, в благотворительности, в других делах, есть люди посвященной жизни, некоторые умерли уже. Но в целом община такая, я бы сказал, для внешнего человека очень непривлекательная, потому что люди все явно не успешные, и не скрывающие свою неуспешность. Для человека, который себя чувствует таким «много могу, способный, образованный, могу работать, только вот временно что-то у меня не ладится» - для такого человека, ориентированного на успешность в жизни и на то, чтобы своих детей сделать такими же успешными, наша община просто неприятна. Потом в какой-то момент этот гипотетический человек, о котором я говорю, обнаруживает, что несмотря на все его таланты, по большому счету, у него не получается ни с работой, ни с семьей, ни с Церковью. Иногда обнаруживает, иногда не обнаруживает, - если обнаруживает приходит к нам, если нет, то нет. Спасибо.

(из ответов на вопросы): Есть позиция евангелиста Луки, который действительно видит Церковь как больницу для бедных, увечных, одержимых бесами. Вот для него характерна такая медицинская парадигма Церкви. Я ее вполне разделяю и вижу, что само по себе признание своей неполноценности для человека очень важно, потому что это позволяет мне и видеть милосердие Божие, и правильно оценивать цели, которые я ставлю в жизни, и те неприятности и приятности, которые со мной происходят. Это как бы такая трезвость, которая необходима перед лицом Бога, чтобы быть действительно свободными.

(с) Фото Наталии Гилевой