Комплекс униатства

Уже трудно себе представить жизнь УГКЦ без начавшегося еще в XIX веке «вечного» спора, о том, что было раньше: курица или яйцо. «Вечная» дискуссия между «латинянами» и «восточниками», которая в XIX веке приобрела форму борьбы между народниками и москвофилами, а после выхода УГКЦ из подполья между «василианщиками» и «патриархальщиками», могла бы выглядеть смешной, неуместной и банальной, если бы она не была выражением комплекса галицкой неполноценности. Именно этот комплекс и порождает явление галицкого «униатства» – нездорового копирования чужого.

Этот комплекс – проблема не только греко-католиков (хотя в среде УГКЦ его лучше видно), им болеют и римо-католики, и православные, и даже протестанты. Это такой своеобразный комплекс «недо»: «недокатолики», «недоправославные», «недопротестанты», более того, «недоевропейцы», «недоукраинцы», «недополяки», «недорусские».

«Униатство» восходит не к унии, а к «Весне Народов»

Любители пощипать «униатов» часто представляют источником «униатства» именно Брестскую унию 1596 года. Однако исторические факты явно свидетельствуют об другом. После Унии Киевская Церковь не страдала никакими поисками идентичности – она продолжила жить своей нормальной жизнью, правда, установление православной иерархии при участии гетмана Сагайдачного спровоцировало острую борьбу между православными и греко-католиками, но вопроса «униатства» это отнюдь не касается.

Другие «любители» Унии, особенно в УГКЦ, любят ссылаться на Замойский синод 1720 года как на источник «униатства». Но подобные глупости могут проглотить разве что те, кто никогда не читал документов этого синода. Синод просто навел порядок в неразберихе, унаследованной Киевской митрополией еще со времен перед унией, когда было совершенно неизвестно «кто пьет, а кто платит». Синод четко определяет обязанности и права митрополита, епископов, приходских настоятелей, монахов, монахинь, мирян, дает четкие указания относительно симонии и других злоупотреблений. Но и после этого синода Церковь не страдала «униатством» как таковым.

«Униатство» и вечный поиск идентичности начали проникать в нашу Церковь именно в галицкой среде. Этот удивительный феномен зародился именно тогда, когда УГКЦ стала Церковью Галиции.

Не следует искать источника этого комплекса ни в психологии галичан или в расовой принадлежности, как это любят нынешние разномастные галициефобы, ни в глубине веков. Хорваты, гордые предки галичан, (имеется в виду славянское племя белых хорватов, упоминаемое в «Повести временных лет» и других средневековых текстах, а не современный южнославянский народ – прим. rkcvo.ru) долго не покорялись чужой власти, и только в 993 г. смерть в бою последнего галицкого князя (поход Владимира Святославича на Волынь – прим. rkcvo.ru) сделала Червонную Русь (употреблено название этих земель, принятое в летописях и исторической литературе на русском языке – прим. rkcvo.ru) зависимой от Киева, но уже 1099 г. после победы над киевлянами на Рожном поле под гологорской Дуклой самостоятельность Галицкого княжества была восстановлена, и юридически Галицкое государство прекратило свое существование только 1918 после подписания Объединительного Акта с Украинской Народной Республикой (в составе Австро-Венгрии эти земли называли королевством Галиции и Лодомерии – прим. rkcvo.ru).

Гордая галицкая шляхта даже во время раздела Речи Посполитой в 1772 году сама фактически избрала Галицко-Волынским королем императора Священной Римской Империи Германской Нации Иосифа II. Именно галицкая шляхта вынашивала планы и при Венском дворе галичане во главе с Митрополитом Киевским Львом Шептицким предпринимали попытки реставрации Галицко-Волынского государства в границах времен короля Даниила как автономного королевства в составе Римской Империи.

Поэтому ни галицкая ментальность, ни глубина веков не укажут нам на корень «униатства», его там не найти. Галичане всегда знали себе цену. Вплоть до «просвещенного» XIX века.

В исторической перспективе комплекс «униатства» – это новое явление, оно не наблюдается ранее XIX века. Австрийская «Весна народов» 1848-1849 годов всколыхнула и дремавшую Галицию. Галицкие русины – и шляхта, и духовенство, и мещанство создали Главную Русскую Раду. Произошел колоссальный взрыв национального самосознания.

Но ... уже очень скоро пришлось услышать типично славянское «где двое славян – там три атамана». Так говорят о себе не только украинцы – сам автор слышал это и от поляков, и от хорватов, и от словенцев, и от словаков. Наверное, и среди других славянских народов встречается эта болезнь. Так что наши галицкие русины перессорились между собой, дошло до того, что тогдашний Галицкий митрополит, примас Галичины кардинал Михаил Левицкий, хоть и дворянин по происхождению, рассердившись, заявил галицкой русской шляхте: «Мы народ холопов и попов, и шляхты нам не нужно!». Так был разорван вековой союз Церкви и шляхты в Галиции.

Ошибка?

Да, именно трагическая ошибка. Тем самым, не осознавая содеянного, тогдашний митрополит открыл дверь москвофильству, полонофильству и вырождению нашей шляхты. Именно так, не осознавая, потому что, несомненно, много добра сделал этот митрополит для нашего народа.

Но, к сожалению, именно он сделал то же, что до него кальвинизм на Правобережье и Волыни, - лишил свой собственный народ ведущего слоя. Разочарованная шляхта побрела в польский лагерь, ибо образованность ей не позволяла идти в лагерь московский. Но «попы и мужики», дезориентированные потерей ведущего слоя и мещанства, которое не хотело идентифицировать себя ни с одним, ни с другими, начали «искать себя» среди других народов - ударившись в московофильство и полонофильство.

Здесь нечему удивляться. Тогдашние «малые» народы Европы искали свою идентичность в противостоянии с имперскими притязаниями соседей. XIX век – время национализма, который зарождался в разных странах и приобретал шовинистическую окраску.

Венгерский национализм возник, как выражение страха венгров, оказавшихся в германо-славянском море Австрийской империи. Ощутив угрозу своей идентичности, венгры ударились в национализм – это нормальная реакция здорового национального организма на угрозу вырождения. Точно так же обстояли дела у австрийских немцев, поляков, русинов, хорватов, сербов, итальянцев, чехов, словаков, румын. Каждый вновь хотел быть хозяином в своем доме.

Австрийские немцы искали себе союзников среди неавстрийских немцев, так же как итальянцы, румыны, поляки. Малые же народы, как, скажем, хорваты, словенцы, русины, чехи, словаки начали искать себе союзников среди себе подобных. Чехо-словацкий союз породил позже Чехословакию, которой словаки под чешской гегемонией никогда не были довольны. Хорватско-сербский и словенско-сербский союзы породили югославскую химеру, которой никогда не были довольны населявшие ее народы, кроме сербского гегемона.

А что же наши галицкие русины?

Галицкие русины осознавали свое отличие от поляков, москалей, немцев, белорусов, венгров, румын. Но вопрос «кто мы?» стоял для «новосозданной» нации «попов и холопов» особенно остро. Ведь именно в это время Церковь и шляхта были основными хранителями национальной памяти у всех практически без исключения среднеевропейских народов. Русскую шляхту с ее «сарматскими идеями» галицкие русины потеряли, поэтому Церковь оставалась единственным общественным институтом, способным оберегать национальную память. Тогдашнее галицкое духовенство пока что еще не определилось: «что это такое – русином быть». В их понимании слишком мало было русинов, поэтому нужен был сильный родственник, чтобы противостоять германизации. Так что одни своими родичами избрали «русский мир» (москвофилы), другие – поляков (полонофилы), а третьи – украинцев (народники).

Не располагая надлежащей лингвистической базой (лингвистика тогда только зарождалась), эти люди с легкостью воспринимали свой родной язык как диалект языка великорусского, польского или украинского. Но... не видеть, что галицкие русины отличаются-таки от поляков и москалей, мог только слепой. Отличаются они и от украинцев – ну, говоры Подолья и Волыни похожи, похожи и обычаи, но подобные обычаи есть и у поляков... Ну, хорошо, мы – украинцы, но в то время украинцы-то были православными… Вот и стали галицкие русины воспринимать себя не как самодостаточных автохтонов – «мы на своей земле», а как испорченных великороссов, поляков или украинцев. Вот и стали пенять своей Церкви на «недостаточное» православие или «недостаточное» католичество. Вот и появился у галичан комплекс «недо»- чего-то или кого-то.

С победой в ХХ веке в Галиции украинской и польской национальных идей галицкое общество раскололось. Но «новые» поляки и «новые» украинцы все-таки себя все еще ощущали себя «ненастоящими» украинцами или поляками. После распада Австро-Венгрии в результате I мировой войны разразилась польско-галицкая война, которая разделение закрепила и сцементировала. Но в Галиции ни украинское, ни польское сообщество так и не стали полноценным и самодостаточным явлением. Поэтому у галичан возникла подсознательная потребность постоянно доказывать, что они и есть самые правильные украинцы или поляки. Так и родилось отождествление нации и обряда. Это явление дожило до наших дней. Галицкие греко-католики очень часто прежде всего украинцы, а потом уже католики. Галицкие римо-католики сначала поляки, а потом уже католики. И те, и другие своим материнским народам постоянно доказывают: «Мы же самые правильные ваши».

Это в определенной степени отразилось и на церковной жизни.

Современное галицкое «униатство»

Может, у кого-то глаза на лоб полезут, но комплексом «униатства» в Галичине страдают в первую очередь православные всех конфессий.

Так, в галицком православии этот комплекс «униатства» проявляется в идентификации «мы – не униаты». Эта негативная идентификация, конечно, больше вредит, чем помогает, самому галицкому православию. Но, к сожалению (скажу откровенно, что это лишь мое личное мнение), положительная идентификация у православных заключается собственно в постоянном доказывании всем и вся, что они все-таки настоящие православные. Хотя одновременно и в УАПЦ, и в УПЦ КП и Божий Гроб на Великую Пятницу ставят, и «униатские» молебны служат, и по четкам молятся, и процессии на Праздник Пресвятой Евхаристии устраивают. А постоянные ссылки на самодостаточность украинского православия не слишком удаляются от фольклорной «шараварщины».

Положение УПЦ МП (РПЦ) совершенно особенное. В своем стремлении отделиться от «бандеровского плебса» эта конфессия в Галичине временами, но хронически, испытывает приступы распространения великодержавного московского шовинизма, ударяясь больше в политику, чем в духовность. Стараясь идентифицировать себя как гонимый остаток когда-то господствующей конфессии, она постоянно впадает в маразматические сожаления об «униатских преследованиях». По правде говоря, галицкая экзотика – московское православие на Короленко (улица, где расположен кафедральный собор митрополита Августина Маркевича [статья написана в мае 2012 года. В июле того же года вл. Августин перемещен на другую кафедру, епископом Львовским назначен Филарет (Кучеров) – прим. пер.]), кроме нескольких помпезных храмов для двух-трех престарелых бабушек похоже, пока на большее не способна. Выйти из заколдованного круга галицкого «униатизма» и стать реальным рупором московской духовности этой конфессии явно не удается.

В протестантских деноминациях, для которых Галиция так и остается малопригодной для деятельности территорией, можно невооруженным глазом заметить «униатство». Здесь он выражается в откровенной попытке перенести американский протестантизм со всеми его плюсами и минусами на галицкую почву, не предпринимая и малейшей реальной попытки адаптации этого американского протестантизма к галицким реалиям. Это часто превращает галицкий протестантизм чуть ли не в карикатуру и является серьезной проблемой для самих протестантов, так же, как и негативная самоидентификация: «Мы – не католики и не православные».

Римско-католическая Церковь в Украине, кажется, не ощущает потребности кому-то что-то доказывать. Она живет своей самодостаточной жизнью. Но в дела в Галиции обстоят совсем иначе. В реальности большинство галицких римо-католиков имеет мало общего с поляками – это преимущественно потомки из смешанных браков или же полонизированные галичане. Они постоянно нуждаются в утверждении своей идентичности как поляков. Но они забывают при этом, что они не должны никому ничего доказывать. Они здесь живут, и они выбрали себе определенную идентичность, а идентичности не нужно постоянно кому-то показывать и подтверждать. Ею надо жить. Не стоит страдать комплексом неполноценности. Нужно реально быть католиком и жить верой в своем обряде. Не стоит при этом забывать, что католик – это прежде всего католик, а потом уже и все остальное, в том числе и поляк.

В УГКЦ картина очень похожа, но ярче выражена. Одна ее часть стремится доказать неизвестно кому, что мы- таки восточные христиане, а другая часть стремится показать, также не понятно кому, что таки католики. И все это приправлено удивительным поиском «нашей идентичности». Но в конечном итоге сводится к пустым обрядовым спорам.

Галицкий «униатство» имеет свое конкретное выражение в «галицком мареве», таком себе чудаковатом мессианизме – галичане очень хотят построить европейскую Украину в Восточной Украине, вместо того, чтобы строить ее у себя. Так и мы, греко-католики, стремясь объединить Киевскую Церковь, зачастую стараемся уподобиться московскому Востоку, чтобы только не быть теми, кем мы являемся на самом деле – греко-католиками византийско-украинского обряда.

Как нам, греко-католикам, победить «униатство»

Чтобы преодолеть «униатство», на смену ему не стоит создавать новые мифы или искать сложные научные решения. Не стоит искать свою идентичность в аудиториях богословских факультетов или странствовать в чужих краях. На самом деле стоит изучить опыт УГКЦ в подполье. Ведь если бы наша Церковь не обладала собственной идентичностью и внутренней силой, она бы не устояла перед атакой НКВД-шного большевизма, так же, как в свое время в Восточной Украине не устояла УАПЦ.

Мы часто склонны идеализировать наших духовных гигантов прошлого. Так происходит и с моисеевской фигурой Слуги Божьего митрополита Андрея Шептицкого. Мы с легкостью переоцениваем его реальное влияние на УГКЦ, приписывая именно ему то, что УГКЦ выстояла в подполье. Но не забывайте одного простого исторического факта. Реальное влияние митрополита Андрея был ограничено лишь каноническими границами тогдашней Львовской Архиепархии. Станиславская и Перемышльская епархии были абсолютно автономны от Митрополита. И каждая из этих епархий вела свою церковную политику, которая не всегда находилась в фарватере политики Митрополита. Это еще больше верно в отношении Ужгородской епархии на Закарпатье.

Но несмотря на это, состояние «сохранности» УГКЦ после коммунистических преследований не отличается серьезно в Ивано-Франковске и в Тернополе. Так что, «сохранение» УГКЦ в подполье является не только и не столько заслугой митрополита Шептицкого.

УГКЦ выстояла по трем причинам: во-первых, это Церковь, которая благодаря своему единству со Вселенской Церковью является причастна Христову обетованию, что врата ада ее не одолеют, во-вторых – это Церковь, большая часть верных в которой обладают живым благочестием и практикуют свою веру, а не обрядоверие, и, в-третьих, несмотря на все неурядицы, эта Церковь располагает истинным священством и монашеством. И именно живое народное благочестие стало опорой для УГКЦ во времена подполья.

Понимая силу народного благочестия, коммунистические оккупанты старались имитировать его в своей церкви. Поэтому неудивительно, что РПЦ во время коммунистического господства на галицких землях рекомендовала своим священникам придерживаться «униатских практик», что и поныне часто практикуют священники УПЦ КП и УАПЦ в Галиции. И живость галицких православных приходов выгодно отличает их от сонных православных приходов Востока (Украины – прим. rkcvo.ru).

Этот положительное влияние «латинизаторских» практик отмечал еще митрополит Андрей Шептицкий, достаточно вспомнить хотя бы его послание о почитании Сердца Христова. Положительное влияние тогдашних «латинизаторских» практик на народное благочестие и живую церковную жизнь досоветской Галиции невозможно игнорировать. Но это не значит, что сейчас на этом пути мы принесем наибольшие плоды для нашей Церкви.

Мы должны были бы прежде всего понять одну важную вещь: если мы и дальше будем стараться уподобиться кому-то, то станем просто неинтересными для мира и не сможем осуществлять свою миссию распространения Царства Божьего в народе нашем. Выдающийся еврейский философ Мартин Бубер резко выступал против попыток евреев интегрироваться в европейские народы через ассимиляцию. По его мнению, это не было защитой от гонений. Он был убежден, что «мир ожидает от евреев, чтобы они были именно евреями. Свидетелями монотеизма и еврейской идентичности. Вливаясь в другие народы, евреи перестают быть самими собой, не приобретая взамен мира, к которому они стремятся».

Это верно и для нас, украинских греко-католиков: если перестанем быть сами собой, мы потеряем и свою миссию, и сам смысл своего существования. Ведь именно мы, греко-католики, призваны свидетельствовать и римо-католикам, и православным, что состояние схизмы ненормально, что это нонсенс в жизни Церкви. И что единство Церкви – не только лишь мечта, а категорический императив христианской совести. Именно поэтому мы призваны быть самими собою.

Это не значит зацикленности на сохранении традиций. Сохранение традиций – это дело музейных работников, этнографов и фольклористов. Мы должны жить в нашей традиции и дать ей возможность развиваться. Если наша традиция не будет выражением живой веры и набожности, то она превратится в музей исторического хлама, который будет интересен разве что ученым. Живое развитие народного благочестия, освещенное истинным светом католической ортодоксии, - единственный выход для нашей Церкви во время повального секуляризма и нравственной деградации.

Мы должны осознать свою самодостаточность членов большой семьи – Вселенской Общины Католической Церкви, мы подобно другим обладаем свою собственную культуру, традицию, набожность. И собственно с позиции этой самодостаточности оценивать наш собственный опыт, опыт Церкви, которая пережила страшные преследования, а не стараться подавить все, что нас отличает, и бездумно, по-обезьяньи, подражать другим.

С этой позиции самодостаточности мы должны также оценивать и опыт других христиан и прежде всего наших братьев-единоверцев – католиков других обрядов, а потом уже других. И, в зависимости от потребности, приспосабливая этот опыт, но не искажая его и не превращая его в чудовище, а сохранив его суть, использовать его на благо Народа Божьего.

Более того, именно в нашей греко-католической среде сохранено столь многое из нашего дохристианского культурного наследия, оно все еще ждет своего переосмысления и христианской реинтерпритации, если это возможно, или отвержения, если они являются нездоровыми.

Мы должны быть самими собою. И только такими мы можем реально быть свидетелями Христа и единства Его Церкви.

о.Орест-Дмитрий Вильчинский

http://catholicnews.org.ua/ru/node/15462#point

перевод: RKCVO.RU