Из энциклики Caritas in veritate Папы Бенедикта XVI о целостном человеческом развитии в любви и истине

Братство, экономическое развитие и гражданское общество

34. Любовь в истине позволяет человеку пережить изумительный опыт дара. Бескорыстие присутствует в нашей жизни во многих формах, зачастую не распознаваемых из-за потребительского и утилитаристского взгляда на жизнь. Человеческое существо сотворено для дара, в котором выражается и реализуется его трансцендентное измерение. Порой современный человек ошибочно полагает, что он - единственный творец самого себя, своей жизни и общества. Такое самомнение, следствие эгоистической замкнутости, восходит (если говорить языком веры) к первородному греху. Мудрая и неизменная рекомендация Церкви - учитывать первородный грех, истолковывая социальные реалии и выстраивая общество: «Если мы отказываемся принять тот факт, что природа человека повреждена и склонна ко злу, мы создаём простор для серьёзных ошибок в области образования, политики, общественной деятельности и нравов»[i]. К перечню сфер, в которых проявляются пагубные последствия греха, уже давно прибавилась экономика. Яркое доказательство тому имеется и в наши дни. Человек считает себя самодостаточным и полагает, что способен одними своими силами уничтожить зло, присутствующее в истории, поэтому он отождествил счастье и спасение с имманентными формами материального благополучия и общественной деятельности. А убеждённость в том, что экономика должна быть автономной и не подверженной нравственному «влиянию», побудила человека злоупотреблять экономическим процессом, с весьма деструктивными последствиями. Со временем эти убеждения привели к построению экономических, социальных и политических систем, которые попрали свободу личности и общественных объединений и именно по этой причине не сумели обеспечить справедливость, ими обещанную. Как я отметил в энциклике Spe salvi, таким путём из истории изымается христианская надежда[ii], мощный социальный ресурс, служащий целостному человеческому развитию, созидаемому в свободе и справедливости. Надежда ободряет разум и даёт ему силу руководить волей[iii]. Надежда уже присутствует в вере, которая её и породила. Любовь в истине питается надеждой и в то же время её демонстрирует. Надежда - дар Божий, абсолютно незаслуженный - врывается в нашу жизнь как нечто, чего не должно быть, что выходит за рамки всех законов справедливости. Дар по своей природе превосходит заслугу, его правило - преизбыток. Он предваряет нас в наших собственных душах как знак присутствия Божьего в нас и как знак Его ожидания, обращённого к нам. Истина (которая есть дар, как и любовь) превосходит нас, - учит св. Августин[iv]. Так и истина о нас, истина нашего личного сознания, есть прежде всего «то, что дано». Ведь в любом познавательном процессе мы никогда не творим истину, а находим её, точнее получаем .Она, как и любовь, «не рождается из мысли и воли; в каком-то смысле она навязана человеку»[v].

Любовь в истине, поскольку она - дар, полученный всеми, есть сила, созидающая общину, объединяющая людей таким образом, что между ними нет барьеров и границ. Мы можем сами выстроить сообщество людей, но одними своими силами оно никогда не сумеет сделаться вполне братским, преодолеть все границы, то есть стать по-настоящему всеобщим. Единство человеческого рода, братское общение без всяких разделений рождается из призыва, заключённого в слове Бога, Который есть Любовь. Рассматривая этот принципиальный вопрос, мы должны уточнить, с одной стороны, что логика дара не исключает справедливости и не прибавляется к ней позже и извне. С другой стороны, чтобы экономическое, социальное и политическое развитие было подлинно человеческим, оно должно содержать в себе принцип бескорыстия как проявление братства.

35. Если есть общее взаимное доверие, рынок представляет собой экономический институт, позволяющий встречаться людям как экономическим субъектам, которые регулируют свои отношения договорами и обмениваются эквивалентными благами и услугами, чтобы удовлетворить свои потребности и желания. Рынок подчинён принципам так называемой коммутативной справедливости, которая, собственно, и регулирует отношения между субъектами, что-либо отдающими и получающими на паритетных началах. Но социальное учение Церкви не перестаёт подчёркивать, что распределительная справедливость и социальная справедливость тоже важны для самой же рыночной экономики - не только потому, что она включена в более широкий социально-политический контекст, но и из-за сети отношений, в которых она работает. Ведь рынок, регулируемый одним лишь принципом равноценности обмениваемых благ, не сумеет установить ту социальную сплочённость, в которой сам нуждается для успешного функционирования. Без внутренних форм солидарности и взаимного доверия рынок не может в полной мере осуществлять свою экономическую функцию. А сегодня именно доверие иссякло, и это тяжкая потеря.

Павел VI справедливо отметил в Populorum progressio, что сама экономическая система окажется в выигрыше, если справедливые порядки станут общепринятыми, поскольку первыми извлекут выгоду из развития бедных стран именно богатые страны[vi]. Речь шла не только об исправлении неполадок посредством оказания помощи. Бедных следует считать не «обузой»[vii], а ресурсом, в том числе и с узко экономической точки зрения. Однако ошибаются и те, кто полагает, что рыночная экономика в силу своей структуры нуждается в некой квоте бедности и недоразвитости, чтобы функционировать оптимально. В интересах рынка поощрять эмансипацию, но, чтобы в этом преуспеть, он не может рассчитывать лишь на себя, поскольку он не в состоянии самостоятельно произвести то, что выходит за пределы его возможностей. Он должен черпать нравственные силы у других субъектов, способных такие силы источать.

36. Экономическая деятельность не может разрешить все социальные проблемы, просто применив к ним коммерческую логику. Последнюю нужно направить на достижение общего блага, забота о котором должна быть возложена, в первую очередь, на политическое сообщество. Поэтому следует помнить, что к тяжким нарушениям равновесия приводит отрыв экономической деятельности, которая якобы лишь производит богатство, от политической, которая обязана обеспечивать справедливость путём перераспределения.

Церковь всегда утверждала, что экономическую деятельность нельзя рассматривать как антиобщественную. Рынок сам по себе не является и не должен становиться местом, где сильный притесняет слабого. Общество не должно защищаться от рынка, как если бы развитие последнего неизбежно разрушало подлинно человеческие отношения. Конечно, рынок может обрести негативную окраску - не потому, что такова его природа, а потому, что некая идеология может его развернуть в таком направлении. Не будем забывать, что рынок не существует в чистом виде. Его форма зависит от культурных конфигураций, придающих ему специфику и ориентацию. Ведь экономика и финансы как инструменты могут быть неверно использованы, если тот, кто ими управляет, преследует лишь эгоистические цели. Тогда он сумеет трансформировать инструменты, сами по себе доброкачественные, во вредоносные орудия. Но в этом виноват помутившийся разум человека, а не инструмент как таковой. Поэтому нужно призывать к ответу не инструмент, а человека с его совестью, с его личной и социальной ответственностью.

Социальное учение Церкви утверждает, что подлинно человеческие отношения, дружеские и общественные, солидарные и взаимные, могут завязываться в рамках экономической деятельности, а не только вне её или «после» неё. Экономическая сфера не нейтральна этически, но и не бесчеловечна и не антисоциальна по своей природе. Она принадлежит к человеческой деятельности, и - именно потому, что это деятельность человеческая - её следует структурировать и оформлять в этическом ключе.

Перед нами стоит грандиозный вызов, брошенный проблемами развития в эпоху глобализации и обострённый финансово-экономическим кризисом: мы призваны показать - и на теоретическом, и на практическом уровне, - что не только традиционные принципы социальной этики, такие как прозрачность, честность и ответственность, не должны быть преданы забвению или ослаблены, но и что в коммерческих отношениях принцип бескорыстия и логика дара как проявление братства могут и обязаны занять своё место в нормальной экономической деятельности. Это необходимо сегодня человеку, но того же требует экономическая логика. Требование исходит одновременно от любви и от истины.

37. Социальное учение Церкви всегда утверждало, что справедливость должна присутствовать на всех этапах экономической деятельности, поскольку последняя всегда имеет отношение к человеку и его нуждам. Выявление ресурсов, финансирование, производство, потребление и все прочие фазы экономического цикла неизбежно имеют нравственную окраску. Из каждого экономического решения вытекает следствие морального характера. Всё это подтверждено данными социальных наук и тенденциями современной экономики. Возможно, некогда разумно было сначала вверять экономике производство благ, а затем политике - их распределение. Сегодня всё сложнее, поскольку экономическая деятельность не ограничена территориальными границами, тогда как власть правительств остаётся преимущественно локальной. Поэтому необходимо соблюдать законы справедливости с самого начала, в то время как протекает экономический процесс, а не после и не в стороне. Кроме того, рынок должен предоставить пространство для экономической деятельности субъектам, которые свободно принимают решение подчинять свои действия иным принципам, чем принцип чистой прибыли, но при этом не отказываются производить экономические ценности. Многочисленные экономические проекты, восходящие к инициативам монашествующих и мирян, показывают, что на практике это возможно.

В эпоху глобализации на экономику влияют соревновательные модели, связанные с очень разными культурами. Для соответствующих форм экономического предпринимательства преимущественной точкой соприкосновения становится уважение к коммутативной справедливости. Экономическая жизнь, несомненно, нуждается в договоре, чтобы регулировать обмен равными ценностями. Но, кроме того, ей нужны справедливые законы и формы перераспределения, которыми управляет политика, а также дела, вдохновлённые духом дара. Кажется, что глобализированная экономика отдаёт предпочтение первому варианту, а именно договорному обмену, но прямо или косвенно она показывает, что нуждается и в двух других: в политической логике и в логике безвозмездного дара.

38. Мой предшественник Иоанн Павел II затронул эту проблематику, когда в энциклике Centesimus annus указал, что необходима система с тремя субъектами: рынком, государством и гражданским обществом[viii]. По его мнению, гражданское общество - наиболее подходящая среда для экономики, основанной на бескорыстии и братстве. Но он не имел в виду, что с двумя другими сферами такая экономика не сочетается. Сегодня мы можем сказать, что экономическую жизнь следует понимать как реалию с многими измерениями. И во всех этих измерениях, в разной степени и с индивидуальной спецификой, должны быть представлены братские взаимоотношения. В эпоху глобализации экономическая деятельность не может отказаться от бескорыстия, которое сеет и питает солидарность и ответственность, ради справедливости и общего блага своих разнообразных субъектов и акторов. В конечном итоге, речь идёт о конкретной и глубокой форме экономической демократии. Солидарность - это в первую очередь осознание того, что все ответственны за всех[ix], а потому её нельзя вменить в обязанность одному лишь государству. Если вчера можно было полагать, что сначала нужно добиться справедливости, а бескорыстие придёт потом, в качестве приложения, то сегодня приходится признать, что без бескорыстия не удаётся достичь даже справедливости. Поэтому нам нужен рынок, в котором могли бы свободно действовать, в условиях равных возможностей, предприятия с различными институциональными целями. Бог о бок с частными компаниями, ориентированными на прибыль, и с разнообразными государственными предприятиями, должны укореняться и процветать производственные организации с симбиотическими и социальными целями. Их взаимодействие на рынке может породить своеобразный гибрид различных форм предпринимательства и привлечь пристальное внимание к тому, как нам цивилизовать экономику. Любовь в истине в этом случае подразумевает, что нужно придать форму и структуру тем экономическим начинаниям, которые, не отказываясь от прибыли, намереваются пойти дальше, чем позволяет логика обмена равными ценностями и прибыли как самоцели.

39. Павел VI в Populorum progressio рекомендовал начертать модель рыночной экономики, включающую в себя, хотя бы теоретически, все народы, а не только те, что надлежащим образом оснащены. Папа призывал прилагать усилия к построению мира, более гуманного для всех, в котором у всех будет что «отдать и принять, а прогресс одних не воспрепятствует развитию других»[x]. Тем самым Павел VI вывел на глобальный уровень просьбы и ожидания, содержащиеся в энциклике Rerum novarum, которая была написана в то время, когда, вследствие промышленной революции, зародилась следующая идея (несомненно, передовая для той эпохи): чтобы сохранялся гражданский порядок, требуется вмешательство государства - а именно, перераспределение. Эта идея пошатнулась, когда рынки и общества стали открытыми, а теперь она демонстрирует свою недостаточность для построения подлинно гуманной экономики. Процессы, характерные для глобализации, сегодня требуют именно того, что всегда утверждала Церковь в социальном учении, исходя из своего представления о человеке и обществе.

Когда логика рынка и логика государства заключают соглашение, чтобы сохранить монопольное влияние на соответствующие сферы, в долговременной перспективе приходят в упадок солидарность в отношениях между гражданами, участие, согласие, бескорыстная деятельность, которые в корне отличаются от установки «отдавать, чтобы получать» (логика обмена) и «отдавать по обязанности» (поведение в обществе, требуемое государством по закону). Чтобы преодолеть отставание в развитии, необходимо не только совершенствовать трансакции, основанные на обмене, не только внедрять структуры государственной помощи, но и, в первую очередь, содействовать тому, чтобы во всемирном контексте укреплялись формы экономической деятельности, в которых есть доля бескорыстия и единства. Исключительное господство рынка и государства разъедает общественную жизнь, тогда как солидарные экономические формы - те, что расцветают на почве гражданского общества, но к нему не сводятся, - созидают общественную жизнь. Бескорыстного рынка не бывает, и нельзя требовать бескорыстия по закону. Однако и рынку, и политике нужны люди, способные приносить друг другу дары.

40. Нынешние международные экономические процессы, с тяжёлыми перекосами и неполадками, заставляют нас решительно пересмотреть представления о предпринимательстве. Приходят в упадок старые методы предпринимательской деятельности, но на горизонте появляются новые, многообещающие. Один из главных рисков состоит, несомненно, в том, что предприятие будет соответствовать почти исключительно интересам своих инвесторов, из-за чего снизится его общественная значимость. Увеличение масштабов и растущая потребность в капиталах приводят к тому, что всё реже встречаются предприятия, устойчиво возглавляемые одним предпринимателем, который ощущает ответственность - долговременную, а не только кратковременную - за жизнь и плоды своего предприятия; и всё меньше предприятий зависят от одного региона. Кроме того, так называемая делокализация производственной деятельности может ослабить в предпринимателе чувство ответственности перед заинтересованными лицами: работниками, поставщиками, потребителями, а также перед природной средой и более широким местным обществом, к выгоде акционеров, которые не связаны с определённой территорией, а потому исключительно мобильны. Ведь сегодня международный рынок капиталов предоставляет немалую свободу действия. Однако верно и то, что всё больше людей осознают необходимость более широкой «социальной ответственности» предприятия. Хотя не все этические принципы, руководящие сегодня дебатами о социальной ответственности предприятия, приемлемы для социального учения Церкви, что растёт число тех, кто полагает, что руководство предприятия не может учитывать интересы одних лишь его владельцев, но должно заботиться и обо всех прочих категориях людей, участвующих в жизни предприятия: о работниках, клиентах, поставщиках материалов, об окружающем сообществе. В последние годы заметен рост космополитического класса менеджеров; они зачастую руководствуются лишь указаниями акционеров, обычно представленных анонимными фондами, от которых фактически зависит зарплата менеджера. Однако и сегодня многие менеджеры, дальновидно анализируя ситуацию, всё яснее видят, сколь крепкими узами их предприятие связано с регионом или с регионами, где оно работает. Павел VI призывал серьёзно оценить ущерб, каким чревато для нации переведение за границу капиталов, преследующее исключительно личную выгоду[xi]. Иоанн Павел II предупреждал, что у инвестирования всегда есть моральное, а не только экономическое значение[xii]. Нужно подчеркнуть, что всё это актуально и сегодня, хотя рынок капиталов претерпел существенную либерализацию, а современная технологическая ментальность побуждает думать, что инвестирование - это чисто техническое действие, без человеческой и этической подоплёки. Бесспорно, в некоторых случаях капитал благотворнее инвестировать за границей, чем на родине. Однако необходимо соблюсти справедливость: учесть, как сформировался капитал и какой ущерб понесут люди от того, что он не был использован в той местности, где сформировался[xiii]. Основания для эксплуатации финансовых ресурсов не должны быть спекулятивными; нельзя уступать искушению краткосрочной прибыли, не заботясь о долговременной устойчивости предприятия и о его полезности для реальной экономики и не оказывая надлежащей поддержки экономическим инициативам в странах, нуждающихся в развитии. Бесспорно и то, что делокализация, сопряжённая с инвестициями и обучением, полезна населению страны-получателя. Работа и технические знания нужны всем. Но недопустимо экспортировать капиталы только ради особых благоприятных условий или, хуже того, ради эксплуатации, не содействуя формированию в местном обществе крепкой производственной и социальной системы, неотъемлемого фактора стабильного развития.

41. В этом контексте полезно отметить, что предпринимательство - многозначное понятие, и спектр его значений должен только расширяться. Длительное преобладание альтернативы рынок-государство приучило нас думать исключительно о частном предпринимателе капиталистического типа с одной стороны и о государственном руководителе с другой. А на самом деле предпринимательство многолико. К этому приводит ряд метаэкономических мотивов. У предпринимательства есть не только профессиональный, но и, прежде всего, человеческий смысл[xiv]. Оно присутствует в каждой работе, рассматриваемой как «actus personae» (действие личности)[xv], в силу чего нужно предоставить каждому трудящемуся возможность вносить свой вклад в общее дело, чтобы он сам «знал, что работает "на себя"»[xvi]. Неслучайно Павел VI учил: «каждый работник - творец»[xvii]. Именно для того, чтобы соответствовать требованиям и достоинству трудящегося и нуждам общества, предприятия подразделяются на много видов, а отнюдь не только на «частные» и «государственные». Каждый вид требует особых предпринимательских способностей и позволяет их применить. Чтобы построить экономику, которая в ближайшем будущем сможет служить общему благу страны и мира, нужно учитывать всю гамму смыслов предпринимательства. Эта более широкая концепция содействует взаимному обмену и обучению между разными типами предпринимательства, с перетеканием знаний и умений из некоммерческой сферы в коммерческую и наоборот, из государственного сектора в гражданское общество, из экономически продвинутых систем в развивающиеся страны.

У политической власти тоже есть поливалентный смысл, о чём нельзя забывать, приступая к построению нового производственно-экономического порядка, социально ответственного и соразмерного человеку. Культивируя дифференцированное предпринимательство в мировом масштабе, мы должны способствовать тому, чтобы и политическая власть распределялась и действовала на многих уровнях. Сегодняшняя интегрированная экономика не упраздняет роль государств, а напротив, ожидает от правительств более тесного сотрудничества. Благоразумие и осторожность требуют не объявлять слишком поспешно, что государству пришёл конец. В преодолении нынешнего кризиса роль государства, по-видимому, будет возрастать, и многие прерогативы к нему вернутся. Кроме того, есть страны, где построение или восстановление государства остаётся ключевым элементом развития. Международная помощь в рамках солидарного проекта, нацеленного на решение нынешних экономических проблем, должна способствовать консолидации конституционных, правовых, административных систем в странах, ещё не в полной мере пользующихся этими благами. Наряду с экономической помощью нужно содействовать упрочению гарантий, присущих правовому государству, совершенствовать подлинно демократические институты: систему охраны общественного порядка и систему уголовных наказаний, с эффективным соблюдением прав человека. Необязательно, чтобы у государства были повсюду одни и те же черты: поддержка слабых конституционных систем, направленная на их усиление, прекрасно может сопровождаться развитием других политических субъектов - культурного, социального, территориального или религиозного характера - наряду с государством. Дробление политической власти на местном, национальном и международном уровне - это, помимо прочего, один из главных инструментов, позволяющих управлять экономической глобализацией. А также это способ избежать того, чтобы она фактически подорвала основы демократии.

42. Иногда на глобализацию смотрят фаталистически, словно нынешними процессами движут анонимные безличные силы и структуры, независимые от человеческой воли[xviii]. В связи с этим полезно напомнить, что глобализацию следует, разумеется, воспринимать как социально-экономический процесс, но это не единственное её измерение. За видимым фасадом скрывается рост взаимосвязей внутри человечества; оно состоит из людей и народов, для которых этот процесс должен стать источником пользы и развития[xix], благодаря тому что индивиды и коллектив возьмут на себя надлежащую ответственность. Преодоление границ - факт не только материальный, но и культурный, если говорить о его причинах и следствиях. При детерминистском взгляде на глобализацию мы теряем критерии, позволяющие её оценивать и направлять. Она - дело человеческое; за ней стоят разные культурные установки, требующие различения. Истинное лицо глобализации как процесса и её основной этический критерий - это единство человеческой семьи и её развитие в добре. Поэтому надлежит неустанно поддерживать тот культурный аспект процесса всемирной интеграции, какой направлен на благо личности и сообщества и открыт трансцендентному.

Несмотря на структурные измерения, которых нельзя отрицать, но не нужно и абсолютизировать, «глобализация априори не плоха и не хороша. Она будет такой, какой её сделают люди»[xx]. Мы должны быть не жертвами её, а активными участниками. Нам следует действовать разумно, руководствуясь любовью и истиной. Слепо противиться глобализации - значит поступать ошибочно и предубеждённо, пренебрегать процессом, в котором есть и положительные аспекты, упускать многообразные возможности для развития, какие он предоставляет. Процессы глобализации, должным образом воспринимаемые и направляемые, позволяют произвести великое и беспрецедентное перераспределение богатства на планетарном уровне. Но при неправильном управлении эти процессы могут привести к возрастанию бедности и неравенства, а также заразить кризисом весь мир. Нужно исправлять нарушения, порой серьёзные, которые приводят к новым разделениям между народами и внутри народов, и действовать так, чтобы перераспределение богатства не сопровождалось перераспределением бедности или даже её обострением, чего можно опасаться при ненадлежащем управлении нынешней ситуацией. Долгое время считалось, что бедные народы должны оставаться прикованными к предопределённой стадии развития и довольствоваться проявлениями филантропии со стороны развитых стран. Против этого образа мыслей выступил Павел VI в Populorum progressio. Сегодня материальные силы, какими можно воспользоваться, чтобы вывести эти народы из нищеты, возросли по сравнению с прошлым, но ими завладели преимущественно всё те же народы развитых стран, которым доставила наибольшую выгоду либерализация движения капиталов и труда. Итак, распространению сфер благополучия на мировом уровне не должны препятствовать проекты эгоистические, протекционистские или продиктованные частными интересами. Ведь привлечение стран, недавно получивших независимость или развивающихся, к участию в общих делах позволяет сегодня лучше справляться с кризисом. Переход, сопряжённый с процессом глобализации, чреват серьёзными трудностями и опасностями, и мы сможем их преодолеть, только если сумеем увидеть ту антропологическую и этическую движущую силу, которая из глубины подталкивает саму глобализацию к гуманизму и солидарности. К сожалению, эту силу часто подавляют индивидуалистические и утилитаристские этико-культурные устремления. Глобализация - это многомерное и поливалентное явление, и рассматривать его нужно в многообразии и единстве всех его аспектов, включая богословский. Это позволит воспринимать и направлять глобализацию человечества в терминах отношений, единства и солидарности.

 

[i] Катехизис Католической Церкви, n. 407; ср. Иоанн Павел II, Энц. Centesimus annus, 25: l.c., 822-824.

[ii] Ср. n. 17: AAS 99 (2007), 1000.

[iii] Ср. ibid., 23: l.c., 1004-1005.

[iv] Св. Августин подробно излагает это учение в диалоге о свободе воли (De libero arbitrio II 3,8 sgg.). Он указывает, что в человеческой душе присутствует «внутреннее чувство». Это чувство - акт, совершающийся вне обычных функций разума, не основанный на рефлексии и почти инстинктивный, посредством которого разум, отдавая себе отчёт в своей эфемерности и подверженности ошибкам, признаёт, что над ним существует нечто вечное, абсолютно истинное и достоверное. Эту внутреннюю истину св. Августин иногда отождествляет с Богом (Исповедь 10,24,35; 12,25,35; De libero arbitrio II 3,8), но чаще с Христом (De magistro 11,38; Исповедь VII,18,24; XI,2,4).

[v] Бенедикт XVI, Энц. Deus caritas est, 3: l.c., 219.

[vi] Ср. n. 49: l.c., 281.

[vii] Иоанн Павел II, Энц. Centesimus annus, 28: l.c., 827-828.

[viii] Ср. n. 35: l.c., 836-838.

[ix] Ср. Иоанн Павел II, Энц. Sollicitudo rei socialis, 38: l.c., 565-566.

[x] N. 44: l.c., 279.

[xi] Ср. Ibid., 24: l.c., 269.

[xii] Ср. Энц. Centesimus annus, 36: l.c., 838-840.

[xiii] Ср. Павел VI, Энц. Populorum progressio, 24: l.c., 269.

[xiv] Ср. Иоанн Павел II, Энц. Centesimus annus, 32: l.c., 832-833; Павел VI, Энц. Populorum progressio, 25: l.c., 269-270.

[xv] Иоанн Павел II, Энц. Laborem exercens, 24: l.c., 637-638.

[xvi] Ibid., 15: l.c., 616-618.

[xvii] Энц. Populorum progressio, 27: l.c., 271.

[xviii] Ср. Конгрегация Вероучения, Инструкция о христианской свободе и освобождении Libertatis conscientia (22 марта 1987 г.) 74: AAS 79 (1987), 587.

[xix] Ср. Иоанн Павел II, Интервью католической ежедневной газете « La Croix », 20 августа 1997 г.

[xx] Иоанн Павел II, Речь в Папской академии социальных наук (27 апреля 2001 г.): Insegnamenti XXIV, 1 (2001), 800.