Иоанн Златоуст: "Поделитесь с ближними"

Этот материал, как и два следующих, взяты из книги Патрика де Лобье "ТРИ ГРАДА (СОЦИАЛЬНОЕ УЧЕНИЕ ХРИСТИАНСТВА)", перевод с французского Л.А.Торчинского

«Антиохиец по происхождению, из семьи, проявившей себя на службе у военного правителя Сирии, он был дан отцу вслед за сестрой. Он обладал довольно тонким умом и учился словесности, собираясь поступить в имперскую канцелярию». Так рассказывает о жизни Иоанна Златоуста до 18 лет один из его друзей. В 18 лет он принял христианство, работал три года у епископа Антиохийского Мелетия, потом провел два года в отшельничестве, вернулся в Антиохию и стал диаконом. В 386 г., когда Августин принял в Милане христианство, Златоуст был рукоположен в священники. Двенадцать лет он совершал пастырское служение в Антиохии, где необычайное красноречие прославило его на всю Империю. Это стало ясно в ноябре 397 г., когда Иоанн в возрасте сорока двух лет был буквально схвачен посланцами императора и 26 февраля 398 г. посвящен в сан епископа в Константинополе. Его служение в столице Востока длилось всего семь лет. После первой ссылки (403) последовало триумфальное возвращение. Второе и окончательное изгнание (404) закончилось его смертью из-за дурного обращения с ним. У Златоуста, как у нового Иоанна Предтечи, была своя Иродиада в лице императрицы Евдокии, которой он ставил в вину вызывающую роскошь. Светская власть, забравшая его из Антиохии в Константинополь, унаследовала от языческого цезаризма волю к господству, противиться которой епископам Востока было трудно. Златоуст оставался непоколебим, пришлось устранить его физически. Оставшиеся после него сочинения отличаются от трудов других отцов Церкви, среди прочего, подробным изложением социальных вопросов. Златоуста обвиняли в утопизме, а противники ничтоже сумняшеся называли его демагогом. Следует послушать, как он комментировал, в свою бытность в Константинополе, текст из Деяний апостолов, где говорится об отдаче в общее пользование имущества первых христиан:

Пусть все продадут все, что имеют, и принесут на средину, - только словом говорю: никто не смущайся - ни богатый, ни бедный. Сколько, думаете, было бы собрано золота? Я полагаю, - с точностью сказать нельзя, - что если бы все мужчины и все женщины принесли сюда свои деньги, если бы отдали и поля, и имения, и жилища (не говорю о рабах - их тогда не было, быть может, отпускали их на волю), то, вероятно, собралось бы тысяча тысяч литров золота или, лучше сказать, даже два и три раза столько. Скажите, в самом деле, сколько теперь вообще жителей в нашем городе? Сколько, думаете вы, в нем христиан? Думаете ли, что сто тысяч, а прочие язычники и иудеи? Сколько же тысяч золота было бы собрано? А как велико число бедных? Не думаю, чтобы больше пятидесяти тысяч. И чтобы кормить их каждый день, много ли было бы нужно? При общем содержании и за общим столом, конечно, не потребовалось бы больших издержек. Что же, скажут, мы будем делать, когда истратим свои средства? Ужели ты думаешь, что можно когда-либо дойти до этого состояния? Не в тысячу ли раз больше была бы благодать Божия? Не изливалась ли бы благодать Божия обильно? И что же? Не сделали бы мы землю небом?

Уже в Антиохии он предложил, чтобы самые бедные, то есть десять процентов населения, были взяты на обеспечение самыми богатыми. Став епископом Константинопольским, он пошел дальше. В нем уже говорит пророк, и его экономика спасения не имеет ничего общего с политической экономикой. Модель, предложенная епископом, напоминает скорее колоссальный монастырь, чем столицу империи. Этот идеальный град, унесенный Иоанном в ссылку, отражает его страстное желание общего блага, понимаемого по-монашески. Только с настоящей верой можно было ожидать осуществления этой возвышенной идеи в столице, жителей которой заботили совсем иные вещи, нежели благородные стремления первых христиан. Русская православная традиция вспомнит об этом монашеском уповании на Царство Божье, проявившемся уже в ту эпоху, но навязанный в 1917 г. коммунизм исказил этот идеал, в котором политическое и религиозное соединялись в небезопасную смесь. Сегодня католический Магистериум высказывает иную точку зрения, сохраняя при этом горячее стремление служить общему благу.

Комментируя тот же текст Деяний перед мексиканскими трудящимися в Монтеррее (10 мая 1990), Иоанн-Павел II сказал следующее:

Первые ученики обратили блага земные на служение любви, то есть они стремились направить обретенную ими новую жизнь на общее благо, на пользу ближнему. Поэтому они продавали свое имущество и раздавали выручку всем, по потребностям каждого... Сколько смысла в немногих словах! Свет, от них исходящий, должен также осветить область производства и экономики, чтобы они благородно и проницательно приняли идею общего блага. Совместные усилия ради других - это требование, обращенное ко всем и каждому в мире труда. Оно обращено к предпринимателям и промышленникам, занятым сложным делом руководства и распоряжения, по законам справедливости, плодами человеческого труда, например созданием материальных благ и рабочих мест, что способствует повышению уровня общественного благосостояния, которое дает возможность для полноценного развития личности. Требование солидарности обращено и к тем, кто работает в области техники, верной союзницы человека, которая «содействует увеличению количества продукции, а также улучшению качества многих ее видов» [«Laborem exercens», 5]. В конечном счете, это требование обращено к каждому труженику, ко всякому человеку, который должен трудиться на общее благо.

Современная производственная и техническая деятельность призваны подготовить «цивилизацию любви», а дух, побудивший к этому великому замыслу, - тот же самый, о котором говорил Иоанн Златоуст, предлагая богатым поделиться с бедными. Надежда на успех сегодня, как и вчера, возлагается на Провидение, но при использовании дополнительных моментов, возникших благодаря технике.

Жители Константинополя были христианами, но это не делало его Христианским: «Перебравшись с берегов Тибра на берега Босфора, императоры перенесли туда и все официальное язычество».25 Действительно, сетования Иоанна Златоуста свидетельствуют о безумной расточительности богатых, повсеместной коррупции, крайней нужде бедняков, распространении рабства. К этому добавлялись притязания императора в религиозной сфере, раболепие духовенства и распущенность нравов, поддерживаемая унаследованными от языческой империи обычаями и зрелищами.

Златоуст заступался за бедных с особым пылом и постоянно разоблачал нравственную развращенность. Такая позиция не могла создать ему друзей и была, напротив, верным средством нажить множество врагов.

Привлекательность этого недипломатичного героя основывалась на его красноречии, а главное - на явной святости. Иоанн Златоуст - это Иоанн Предтеча, который познал евангельскую кротость, но остался «сыном грома», как Иоанн-Евангелист, обладая также чуткостью последнего, о чем свидетельствуют его письма из ссылки.

До того как Иоанн Златоуст задумал превратить Константинополь в огромный монастырь, он в Антиохии незабываемым образом проповедовал творить милостыню. Однажды утром, направляясь в храм на проповедь, он повстречал бедняков. Приведем начало тотчас же сочиненной им проповеди:

С ходатайством праведным, полезным и приличным вам предстал я сегодня пред вами: уполномочили на него меня, не думай кто, а живущие в нашем городе бедные, не словами, не голосами или мнением общественного совета, но жалким и самым горестным видом своим. Проходя через площадь и по улицам, и поспешая в ваше собрание, и видя много лежащих среди дороги людей, из которых одни без рук, другие без глаз, иные покрыты струпами и ранами, и выставляли на вид те особенные члены, которые нужно было бы закрывать по причине находящегося на них гноя, - я почел крайне бесчеловечным - не сказать об них любви вашей, особенно когда, сверх сказанного, побуждает нас к этому и самое время. Правда, и во всякое время необходимо говорить о милостыне, потому что мы сами имеем великую нужду в милости создавшего нас Господа; но особенно <это необходимо> в настоящее время, когда такая большая стужа.

В своих письмах из ссылки епископ Константинопольский будет жаловаться на холод. Пока же он исполнен сочувствия и уговаривает своих слушателей проявить щедрость. Его красноречие вызывало иногда аплодисменты, на которые он реагировал сурово, убеждая следовать его призывам на деле. Стиль Иоанна Златоуста отличается простотой и прямотой. Благодаря великолепному знанию Писаний этот пастырь является подлинным Учителем. Рассуждения о труде, хозяйственной и семейной жизни, рабстве, бедности, которыми изобилуют его проповеди, образуют составные части социальной доктрины.

Рабство, согласно Златоусту, есть следствие первородного греха, и значит, следует на добровольных началах искоренить его из общества, считающего себя христианским. Братство христиан распространяется еще дальше: нужно делиться с самыми бедными, от этого зависит спасение верующих.

Отметим при этом, что в глазах Златоуста «Милостыня предназначена только для тех, которые не имеют силы трудами рук своих удовлетворять своих нужд, или для наставников, всецело посвятивших себя делу учения», однако уже сам факт нищеты обязывает богатых давать безо всякого выяснения обстоятельств.

Тяжесть труда (ponos) - следствие первородной вины, без которой человеческая деятельность (ergasia) не была бы такой изнурительной. Бог и сам «трудится», как сообщает нам Евангелист (Ин. 5, 17).

Помимо того что блага земные получают, как правило, благодаря труду, трудовая деятельность человека представляет собой нравственную и воспитательную ценность. Труд открывает возможность для отношений, объединяющих членов общества, для дружбы и деятельной любви к ближнему во всех видах. Златоуст подробно останавливается на примере святого Павла, в частности для того, чтобы показать все благородство труда.

Из положений, разбросанных по сочинениям великого греческого учителя, вырастает подлинное богословие труда:

При всей их фрагментарности и связи с социально-экономической ситуацией, отличной от нашей промышленной эпохи, идеи Златоуста и антиохийской традиции, несомненно, являются значительным вкладом в богословие труда, который сохраняет свою ценность для людей XX века, помогая им лучше, понять как значение их усилий для овладения землей, так и смысл страданий, на которые их зачастую обрекает труд.

Среди учителей антиохийской школы можно назвать Диодора Тарсийского, Севериана Гавольского, Феодора Мопсуестийского и Феодорита Киррского, но именно Златоуст оставил самые значительные сочинения в пастырском духе, подкрепленные его исключительным антиохииским и константинопольским опытом в социальных вопросах.

Это «устроение», буквально взятое из Писания - если перефразировать Боссюэ, который попытается сделать то же самое в отношении политики, - не отличается технической точностью сочинений Антонина Флорентийского (XV в.), однако оно способно наделить новым смыслом более научные подходы, придав определенное (вправление и динамику социально-экономической мысли, основанной на христианстве. Оптимизм этого греческого учителя - не просто проявление темперамента; он определяется всей историке - культурной обстановкой: когда после трехвековых гонений и сразу же вслед за созданием столицы христианство было объявлено официальной религией, христиане могли грезить о «граде согласия» (Ш. Пеги), возникающем благодаря силе Евангелия. Такова была идея, вернее, надежда Златоуста, и она отразилась в социальном учении Церкви.

Отцы Церкви, и Златоуст в особенности, являются ярким примером пророческого характера христианского социального учения. У схоластов и в сегодняшних энцикликах присутствует подход, связанный с непосредственным приложением Писаний к социальным вопросам, но у отцов Церкви он имеет более прямолинейный и пастырский характер, поскольку их интересовала не столько наука, сколько конкретное воплощение евангельских требований. Сначала, во времена гонений, примером для христиан служили мученики, затем, с признанием христианства в качестве государственной религии (что не привело к исчезновению язычества), возникли новые примеры: аскеты, жившие в лесах и пустынях. Эти харизматические порывы требовали социальных эквивалентов: нужно было также христианизировать множество городов и сел, не обративших еще свои взоры к пустыне. После двух лет отшельничества Златоуст стал пророком в городе. Он надеялся решить социальные проблемы, восстановив престиж труда и раздачи милостыни. Богатые должны были разделить свое имущество с бедными не под давлением закона и не из страха перед революцией, а в духе христианства. Все поняли, в чем состоял их долг, и некоторые проявили щедрость. Такое отношение было новым: вспомним о спокойно-равнодушном взгляде римлян классического периода на бедняков, даже имевших римское гражданство. Социальное учение отцов Церкви было направлено прежде всего на перемену в умах и лишь затем - на изменение режима. Они обращаются прежде всего к каждому христианину с тем, чтобы его вера нашла отражение в социальном плане. Бедный для них - это образ Христа, который находится в центре их проповеди. Социальный христоцентризм пронизывает все сочинения Отцов, но у Златоуста он приобретает пламенный характер, в котором перемешаны красноречие и святость оратора. В заключение можно сказать, что Иоанн Златоуст придал социальным требованиям христианского учения скорее пророческую, нежели юридическую силу и что он заплатил своей жизнью за смелые разоблачения знати ранней Византийской империи, невзирая на лица и исходя лишь из интересов бедняков. Исключительное внимание или предпочтительная любовь к бедным нашли в нем свое блестящее воплощение.