Шаги к воссоединенной Церкви: очерк Православно-Католического будущего

Православно-католическая богословская комиссия в Северной Америке, Джорджтаунский университет, Вашингтон, 2 октября 2010

1. Пролог. В течение почти сорока пяти лет, североамериканская православно-католическая богословская комиссия проводила регулярные встречи, на которых обсуждались некоторые из основных пастырских и доктринальных вопросов, которые мешают нашим Церквам иметь единство в вере, таинствах и свидетельстве перед миром. Наша цель состоит в том, чтобы проложить путь к полному евхаристическому общению через признание и принятие друг друга как неотъемлемых частей Церкви, основанной Иисусом Христом.

2. Главный пункт разногласий. В ходе наших дискуссий становилось все очевиднее, что наибольшим элементом несогласия в наших традициях было растущее разнообразие, начиная с последних веков святоотеческой эпохи, относительно нашего понимания структуры Церкви, в частности, относительно нашего понимания первенства, которое представляется необходимым для Церкви как на местном, так и на региональном и вселенском уровнях. В сердцевине наших разногласий находится свойственное нашим традициям видение того, как должно реализовываться первенство в церковном управлении - как в различных регионах христианского мира, так и в целом в христианстве. Местная община, собирающаяся, чтобы служить Евхаристию - должна ли она для того, чтобы быть Телом Христовым во всей полноте - быть "православной" и "католической", - быть объединена с другими Церквами, придерживающимися Апостольской веры, не только в Писании, доктрине и Предании, но также через общие всемирные структуры власти - в частности, через практику вселенской соборности в единстве с епископом Рима?

Можно сказать без преувеличения, что причиной, которая отделяет от сакраментальной и практической единства Православную и Католическую Церкви был и продолжает быть вопрос о роли, которую играет епископ Рима во вселенской католической общине. В то время как для католиков единство в вере и таинствах с епископом Рима считается необходимым критерием Церкви в полном смысле этого слова, для православных, а также для протестантов, именно исторические претензии папы на власть в вероучении и церковной жизни, более всего противоречат образу Церкви в Новом Завете и в ранней христианской письменности. Как сдержанно отметил Папа Иоанн Павел II, «убеждение Католической Церкви в том, что она, верно следуя апостольскому преданию и святоотеческой вере, сохранила в служении Римского епископа видимое знамение и гарантию единства, составляет существенную трудность для большинства христиан, в памяти которых запечатлены некоторые болезненные воспоминания" (Ut Unum Sint 88).

3. Исторические различия. Исторические корни этих различий уходят в глубину многих веков. Епископские и региональные структуры управления по-разному развивались в церквах Христовых, и в некоторой степени базировались на различных социальных и политических факторах раннего христианства. В раннехристианскую эпоху, первичной реальностью была местная Церковь, с центром в городе, которая была связана особыми отношениями с другими Церквами той же провинции или области, и служила в качестве основной модели единства Церкви. Епископ митрополичьего или столичного города провинции признавался председательствующим на Синоде епископов этого региона (Апостольское правило 34). Несмотря на региональные структурные различия, чувство общей веры и общего апостольского происхождения, выраженное в общей Евхаристии и во взаимном признании епископов, объединяло эти местные общины в осознании того, что они являются одной Церковью, в то время как община в каждом месте рассматривала себя как полное воплощение Церкви апостолов.

В Латинской Церкви, осознание особой роли епископа Рима, как первого, хотя и не единственного выразителя апостольского предания, началось, по крайней мере, со второго века и выражалось разными способами. С середины четвертого века, епископы Рима более явно начали вмешиваться в доктринальные и литургические споры в Италии и на латинском Западе, а в течение седьмого века, несмотря географическое удаление, играли более влиятельную роль в христологических спорах, которые так резко разделили Восточные Церкви. Только в одиннадцатом и двенадцатом веках, во время так называемой Григорианской реформы римские понтифики, в ответ на многовековую историю посягательств на свободу и неприкосновенность церковной жизни со стороны местных светских правителей, стали утверждать независимость централизованной организации Католической Церкви путем, характерным для западного общества. Постепенно в среде латинского христианства развилось видение Церкви Христовой как универсального, социально независимого единого тела - параллельного гражданской структуре Империи, состоящей из местных или «партикулярных» Церквей, объединенных единством веры и Таинствами с епископом Рима. И это видение стало для Запада нормативной схемой представления о Церкви в целом.

Но даже в Средние века это централизованное видение вселенской Церкви не разделяли Православные Церкви. Например, в апреле 1136 римский легат - немецкий епископ Ансельм из Хавельберга - посетил Константинополь и принял участие в нескольких встречах и разговорах с целью примирения в тех вопросах, которые разделяли Церковь, с представителем византийского императора, архиепископом Никитой Никомидийским. В ходе беседы Никита выразил свою любовь и уважение к Римскому престолу, как таковому, который традиционно занимает «первое место» среди трех патриарших престолов - Рима, Александрии и Антиохии, которые с давних времен считаются «сестрами». Никита утверждал, что основным предметом власти Римского епископа среди других Церквей было его право на прием апелляций от других престолов «по спорным вопросам», согласно которому «вопросы, не охваченные четкими правилами, должны быть представлены для его (Рима - прим. Переводчика) суждения и принятия решения» (Dialogues 3.7: PL 1217 D). Однако решения Западных синодов, которые позже проходили под председательством Римского епископа, не были, по мнению Никиты, обязывающими для Восточных Церквей. Никита Никомидийський говорит: «Хотя мы не отличаемся от Римской Церкви в следовании той же католической вере, однако, поскольку мы не участвовали в соборах в те времена, как мы можем принимать ее решения, которые в действительности были приняты без нашего согласия, без нашего осознания? (Там же, 1219 В). Для православного сознания, даже в двенадцатом веке, особая власть, традиционно присущая Римскому престолу, должна быть вписана в синодальный контекст, при участии представителей всех Церквей.

К середине девятнадцатого века западный акцент на социальной и политической автономии Церкви стал главной чертой собственно католической экклезиологии. Споры периода Реформации о природе церковных институтов и необходимости церковных традиций побудили католическое богословие настаивать на институциональной самодостаточности Церкви, которая не имела аналогов в святоотеческой мысли и на христианском Востоке. Вызовы, которые поставила перед религиозной верой эпоха Просвещения и угрозы новой светской, абсолютистской формы государственного управления, которые развивались в Европе в XIX веке, отрицали компетенцию и даже право католических учреждений обучать и заботиться о своем собственном народе. В этом контексте, Первый Ватиканский собор в документе Pastor Aeternus (1870 г.) прежде всего подчеркивал право Католической Церкви свободно, не апологетически, провозглашать истину Божественного откровения, а также определять критерии для оценки и формулирования истины в пределах своей собственной традиции. Это можно понимать как подтверждение апостольского видения Церкви, призванной Христом учить и судить через собственные структуры (см., например, Мф 16:18; 18:15-20; Лк 10:16). Поэтому формулировки ответа Первого Ватиканского собора на вопрос власти в Католической Церкви - в частности, в определении власти Папы как «истинной и должной юрисдикции» над каждой местной Церковью и каждым епископом (DS 3055, 3063) и утверждении, что Папа, «осуществляя свое служение как пастырь и учитель всех христиан ... он обладает той безошибочностью (infallibilitas), которой Божественный Искупитель благоволил наделить Свою Церковь, когда она провозглашает учение по вопросам веры и морали »- шокировало критиков Католической Церкви, и остается с тех пор в центре обсуждений и дальнейших толкований в Католическом мире. Несмотря на попытки Второго Ватиканского собора (Lumen gentium 23-25 [1964]) вписать в определенный контекст и уточнить учение о папской власти и церковной структуре, видение Католической Церкви относительно учительской власти и полномочий в принятии практических решений, которым наделен Папа, и требующее несколько более широкого обсуждения, стало основной причиной разделения между Католической Церковью и Церквами, находящиеся вне общения с ней.

В Восточном мире, начиная с четвертого века, властные структуры и церковные общины развивались по несколько иному сценарию. В 381 году епископ Константинополя был провозглашен «патриархом», и занял в диптихах второе место, после епископа «ветхого Рима»; после Халкидонского собора (451 г.), он получил сверх-митрополичью власть в северной части Восточной Империи, и отвечал за миссионерскую деятельность вне Империи. Его церковная область, наряду с патриархатами Рима, Антиохии, Александрии и Иерусалима, была оформлена в законодательстве императора Юстиниана, в шестом веке, когда сформировалась «пентархия». Но в то время, когда Западная Церковь продолжала развивать свою собственную институциональную независимость в конце эпохи Античности и в раннем Средневековье под главенством Римского епископа, Восточная Церковь оставалась полностью интегрированной в религиозную и политическую жизнь поздней Империи, даже когда территория Империи сократилось из-за арабских и турецких завоеваний. Основой учения о Церкви остался имперский закон, а сохранение единства христиан было важным приоритетом для Империи. И когда Восточная Римская Империи, наконец, пала под натиском турецких захватчиков в 1453 году, восточные патриархаты стали играть политическую и социальную роль объединения и защиты христианских меньшинств на землях мусульманских правителей. Однако на славянских территориях, на севере и востоке, после падения Константинополя продолжили развитие новые митрополии и патриархаты, выполняя миссию объединения новообращенных христианских народов, которым в значительной мере присущи одинаковые географические, языковые и этнические признаки. Примат здесь не имел такого наднационального характера, как в Латинской Церкви. Сегодня мы называем эту форму устройства автокефалией, когда церковная самостоятельность зависит от формирования национального государства, и это стало основным способом организации церковных структур.

Традиции и обычаи во всех человеческих обществах обычно становятся законами. Структуры, которые постепенно развивались, под давлением культурных и политических условий, стали рассматриваться и в восточном и в западном христианстве как нормативные условия жизни Церкви. Но именно в наше время, когда централизованная власть все больше воспринимается как угнетающая, национальные идентичности и традиции подвергаются деформациям под влиянием миграционных процессов, средств массовой информации и действие наднациональных сил - продолжает быть актуальным вопрос о ценности этих структур. Во время наших дискуссий и в диалоге между нашими Церквами этих основополагающих вопросов - о целесообразности наших нынешних структур избежать невозможно.

4. Что у нас общего? Несмотря на разногласия по вопросу места Римского епископа во вселенском христианстве, нам представляется очевидным, что общее между православными и католиками существенно превосходит наши разногласия. Обе наши Церкви настаивают на непрерывности учения апостолов как основе нашей веры, что выводится из контекста исторической христианской общины. Мы совместно верим, что как Церкви своею жизнью укоренены в Божественной Литургии, так и жизнь каждой личности формируется и питается Словом Божьим и Церковными таинствами: крещением, миропомазанием, Евхаристией, через которые верные входят в Тело Христово, в то время как через рукоположение епископом некоторые из них поставляются на постоянное служение Таинств и управления, а брак христиан - мужчины и женщины - в литургическом сообществе делает их образами единства Христа и Церкви. Обе наши Церкви признают, что:

«Церковь Божия существует там, где есть сообщество, объединенное Евхаристией, возглавляемая, прямо или через пресвитеров, епископом, законно рукоположенными в апостольское преемство и учит вере, принятой от апостолов, в общении с другими епископами и их Церквами».

(Смешанный международный диалог, Равенский документ 2007, 18). Обе наши Церкви также признают важность различных видов примата, как утверждается далее в Равеннском документе: «Примат на всех уровнях является практикой, имеющей твердое основание в каноническом предании Церкви», хотя «существуют различия в понимании способа, каким он должен осуществляться, и также с учетом его библейских и богословских основ»(Там же, 43). Обе наши Церкви почитают Марию, Божию Матерь, как первую среди тех, которые были преображены искупительной благодатью Христовой, мы вместе также чествуем большое число святых мужей и жен из разных веков: многих из них совместно почитаются в обеих традициях. Обе наши Церкви хранят древние практики, которые помогают верным возрастать в святости, ценят личный аскетизм и посты, почитают святые иконы, поддерживают монашескую жизнь и высоко ценят значение созерцательной молитвы. Во всех этих средствах наши Церкви черпают из одних тех же духовных источников. В значительной степени единство уже существует между нами.

5. Неотложное дело. В свете Божественных даров, которые мы разделяем, все большую актуальность приобретает то, что наши Церкви становятся ближе друг к другу, и это могут наблюдать наши современники. Фактом является то, что обе наши христианские семьи были разлучены из-за разногласий в некоторых ключевых пунктах богословия и церковной дисциплины почти тысячу лет назад, вследствие чего они уже не находятся в сакраментальном единстве, которая объединяла нас в первом тысячелетии. Это не только преступление против воли Божьей, выраженной в словах молитвы Иисуса во время Тайной Вечери, «да будут все едины» (Ин. 17:21), но также серьезное препятствие для эффективного распространения христианства в мире, а также для действенной реализации нашей общей миссии проповеди Евангелия. Браки с участием верующих обеих наших традиций случаются все более часто, особенно в этнически плюралистических странах, что создает серьезные проблемы в христианском образовании и практике веры для семей. Все эти факторы настойчиво призывают наши Церкви к преодолению разделения. В то время как наш секулярный мир постоянно совершенствует новые технические средства коммуникации, а также углубляет понимание своего политического и культурного разнообразия, для православия и католичества неотложным является задача найти эффективный способ реализации нашей общей традиции веры и представить миру объединенное свидетельство о Власти Иисуса. Мы нуждаемся друг в друге, чтобы быть теми, кем мы призваны быть. По словам Второго Ватиканского Собора, «разделения между христианами препятствуют Церкви осуществить присущую ей полноту кафоличности» (Unitatis Redintegratio 4). Чтобы стать тем, кем мы являемся, мы не можем останавливаться на пути к восстановлению полного евхаристического общения между нами. Понятно, что этого нельзя достичь без новой, более согласованной структуры руководства с обеих сторон: новых концепций как соборности, так и примата во Вселенской Церкви, новых подходов к пониманию способа реализации примата и власти в наших сообществах.

6. Форма общения. Сейчас трудно предсказать, как будет выглядеть всемирная структура сакраментального и духовного общения между нашими Церквами. Некоторые из главных особенностей, однако, должны содержать следующее:

а) Взаимное признание: большие церковные образования православного и католического христианства, включая патриархаты и другие автокефальные Церкви, будут признавать друг друга как истинные воплощения единой Церкви Христовой, основанной на апостолах. Это включает признание нашего принципиального согласия относительно основополагающих христианских догм, которые находятся в Писании и сформулированы на взаимно признанных Вселенских Соборах, несмотря на различия в наших богословских и литургических традициях.

б) Совместное исповедание веры: наши Церкви будут исповедовать одну и ту же веру, выраженную в христианском каноне Священного Писания и в традиционных церковных Символ Веры. «Никейская вера», которая исповедовалась древними Соборами как основа христианской веры и практики, наиболее полно сформулирована на Соборе в Константинополе в 381 году, как это видно из канонов и предписаний других Вселенских Соборов, принимаемые как православными, так и католиками. Как уже ранее утверждали в заявлении 2003 года «Filioque: причина разделения Церквей?», Греческий оригинал Символа Веры 381 года, по причине своего авторитета и древности, должен быть общей формой нашего вероисповедания для обеих Церквей.

в) Допустимое разнообразие: различные части этого единого Тела Христова, учитывая их различную историю и различные культурные и духовные традиции, будут жить в полноте взаимного церковного общения, без всякого отказа от собственных традиций и практик (см. Unitatis Redintegratio 16).

г) Литургический взаимообмен: представители всех церквей, которые есть в общении, смогут получать Таинства в других Церквах; священники и епископы будут выявлять свое единство в сослужении, а главы Церквей будут литургически взаимно поминать друг друга в диптихах. В дополнение, другие формы совместной литургической молитвы будут поощряться как регулярные практики с участием обеих наших Церквей.

д) Синодальнисть / Соборность: епископы объединенной Церкви регулярно встречаться на местных Соборах, регулирующих совместную жизнь и отношения между Церквами в конкретном регионе для решения проблем и поддержки друг друга. Епископы всех Церквей будут приглашаться для участия в Вселенских Соборах в случае их возможного созыва. Синодальность будет реализоваться на разных уровнях церковной институции: местном, региональном и вселенском. Кроме епископских синодальных структур, возможным было бы и активное участие мирян в этом измерении жизни Церкви.

е) Миссия: все Церкви должны разделять общую заботу о том, что непосредственно влияет на их единство, а также относительно их миссии среди нехристиан. Как Церкви-сестры, они также будут прилагать совместные усилия для формирования христианских нравственных ценностей в мире.

е) Субсидиарность: согласно давнему принципу, который воспринимается как нормативный для хорошей организации человеческих структур, представители «высших» инстанций епископской власти должны вмешиваться в ситуацию лишь в том случае, когда епископы «низшего» ранга не в состоянии принимать и выполнять решения, необходимые для сохранения единства в вере. Это означает, среди прочего, что в Православных и в Восточных Католических Церквах, епископы должны избираться местными синодами или через другие традиционные способы выборов. Те, кто были выбраны для высшего епископского служения, будут представлять Церковь на уровне церковных лидеров других Церквей, среди патриархов и перед епископом Рима как первым среди патриархов. Это будет происходить путем обмена верительными грамотами, согласно древнему христианскому обычаю. Епископ Рима также уведомляет восточных патриархов о своем избрании.

ж) Обновление и реформы: упорядоченное возрастание важно для здоровья и благополучия Церкви, а это означает как непрерывность, так и определенные изменения. Для Церкви, одним из важнейших аспектов ее возрастания является обновление: постоянное возрождение ее глубинной идентичности как Тела Христова, опирающееся на опыт Пасхальной Тайны, в постоянной готовности взять на себя новые формы общинной жизни и свидетельства, чтобы адаптироваться к новым историческим ситуациям, согласно позднесредневековому высказыванию, «Церковь постоянно обновляется» (ecclesia semper reformanda). Воплощая свою кафоличность через полное общение, Католическая и Православная Церкви будут реализовывать это обновление новым, неведомым еще способом, брать на себя обязательство продолжать обновление и рост вместе. Жизнь в общении будет жизнью в открытости и готовности к новой Пятидесятнице, в которой люди многих народов и культур будут заново созданы через живое Слово Бога.

7. Роль папства. В таком общении Церквей, роль епископа Рима должна быть тщательно определена в согласии с древними христианскими принципами церковной организации и в соответствии с сегодняшними потребностями совместного христианского свидетельства в современном мире. Впрочем, особенности этой роли должны быть разработаны соборным образом и потребуют честной готовности обеих сторон к согласованию взаимных нужд. Можно назвать несколько вероятных черт обновленного Римского примата:

а) Согласно древней традиции епископ Рима является «первым» среди епископов мира, патриархов местных Церквей. Его «первенство чести» будет означать, как и в Древней Церкви, не только почетную прерогативу, но также полномочия по принятию реальных решений, согласно контексту, в котором он будет действовать. Его отношения с Восточными Церквами и их епископами, однако, должны существенно отличаться от того типа отношений, которые сегодня приняты в Латинской Церкви. Современные Восточные Католические Церкви будут иметь такие же отношения с епископом Рима, как и православные церкви. Примат Римского епископа будет реализовываться в серьезноь и практическом соответствии с синодальнистью и соборностью.

б) Согласно учению обоих Ватиканских соборов, епископ Рима должен восприниматься всеми как имеющий власть только в контексте синодальности / соборности: в качестве члена и главы коллегии епископов, как старший патриарх среди предстоятелей Церквей и как служитель вселенского общения. «Ординарная и непосредственная» юрисдикция каждого епископа в его местной церкви, будет «утверждена, укреплена и защищена» через осуществление служение епископа Рима (II Ватиканский Собор, Lumen gentium 27; I Ватиканский собор, Pastor Aeternus). В объединенной Церкви это понимание папской и епископской власти, взаимодополняющей и взаимно скрепляющей, должно быть расширено за счет включения более сложных моделей церковного управления разных уровней, местного, регионального и патриаршего, которые развились в Восточных Церквах с святоотеческих времен.

в) Фундаментальное вселенское служение епископа Рима будет способствовать взаимному общению всех поместных Церквей, призывать их исповедовать единство апостольской веры и сохранять каноническое предание Церкви. Он будет осуществлять это как свидетель веры Петра и Павла, роли, унаследованной им от предшественников, которые были главами Церкви в городе, где Петр и Павел дали свое последнее свидетельство.

г) Его универсальная роль будет также выражаться в созыве и председательстве на постоянных синодах патриархов всех церквей, а также на Вселенских Соборах в случае их созыва. В Западной Церкви эта руководящая функция будут предусматривать созыв и председательство на постоянных епископских синодах. В гармонии с универсальным вселенским служением папы, отношения Римской курии с местными епископами и епископскими конференциями в Латинской Церкви станут менее централизованными: епископы, например, будут иметь больший контроль над повесткой дня и итоговыми документами синодов, а выбор епископов снова станет местным процессом.

е) В случае конфликтных ситуаций между епископами и их предстоятелями, которые не будут решены на местном и региональном уровнях, епископ Рима сможет начать юридический процесс апелляции, для исполнения местными епископами, как это предусмотрено в 3-м каноне Сардикийского Собора (343 г.) . В случае возникновения спора между предстоятелями, епископ Рима может выступить посредником и способствовать решению споров в духе братства. Также в условиях кризиса вокруг доктринальных вопросов, которые могут беспокоить всю христианское сообщество, епископы во всем мире будут иметь право обращаться с апелляциями к епископу Рима относительно доктрины, как Феодорит Кирский обращался к папе Льву I в 449 г., в ходе спора о личности Христа накануне Халкидонского Собора (Ep. 113).

8. Подготовительные мероприятия. Для подготовки возможного восстановления полного общения в объединенной Церкви, состоящей из Православной и Католической традиций, полезно будет сделать следующие шаги:

а) Делегации православных и католических епископов в стране или регионе могут начать регулярные встречи для проведения консультаций по вопросам пастырской деятельности. Патриархи и представители автокефальных и автономных Православных Церквей также могут встречаться с Папой Римским, ведущими католическими епископами и должностными лицами Курии на регулярной основе для консультаций и планирования действий.

б) Папа и православные предстоятели могут поощрять всех верных, находящихся под их юрисдикцией, считать друг друга «Церквами-сестрами», которые в полной мере воплощают апостольскую веру в доктрине, сакраментальной и церковной жизни, несмотря на исторически разные формы наших литургических практик, богословские различия и различия в укладах церковных общин.

в) Специальные богослужения и совместные молитвы, а также социальное служение, с участием мирян обеих общин, могут быть организованы как способ привлечения православных и католиков для глубокого практического осознания их общей веры и зависимости от Бога.

г) В конечном счете, новые структуры власти, в которых будут урегулированы отношения местных и региональных предстоятелей, должны быть установлены через специальные консультации, возможно через Вселенский собор.

9. Нерешенные вопросы и проблемы. Перед лицом этих долгосрочных перспектив развития по направлении к церковному единству мы понимаем, что многие серьезные богословские, литургические и структурные вопросы остаются нерешенными и требуют дальнейшего рассмотрения. Например:

а) В какой мере особая роль Папы укоренена в Новом Завете? Насколько роль Петра в Новом Завете должна быть образцом ведущей роли, «унаследованной» римскими епископами, чья Церковь стоит на древнем месте мученичества Петра? Хотя некоторые из Отцов Церкви представляли Петра Писания как образец для всех епископов, или даже для всей общины верующих, другие - особенно епископы Рима четвертого и пятого веков - подчеркивали уникальный, даже мистическую связь между Петром и позднейшими папами, которые руководили поместной церковью Петра. В какой мере эти библейские толкования отражают различные экклезиологии?

б) Какие канонические и богословские ограничения должны быть введены по реализации инициатив епископа Рима в во Вселенской объединенной Церкви? Какие ограничения необходимо определить относительно полномочий и юрисдикции других патриархов? Кто имеет власть определять эти границы? Насколько формула 34 Апостольского правила, происходящая с конца четвертого века, может служить образцом для Вселенской Церкви, так же, как для поместных Церквей: «Епископы всякого народа должны знать первого среди них, признавать его как своего главу и не делать ничего без его согласия; ... но и первый не должен делать ничего без согласия всех»?

в) Какую меру ответственности можно канонически требовать от епископа Рима в его первосвятительском служении? Имеет актуальность в современном мире, где власть регулируется конституционно, древний восточный принцип «первый престол не может никем быть судим», который позже использовали защитники папской власти? Что означает синодальное или коллегиальное измерение папской власти для конкретных инициатив Папы в его непосредственной юрисдикции?

г) Может ли епископ Рима один отвечать за созыв синодов и Вселенских соборов, решать о присутствии и участие представителей отдельных Церквей в них? Может ли он отменить инициативы этих соборов? Может ли он отменять правила процедуры?

е) Какие ограничения должны быть установлены в православной практике признания автокефалии или автономии Церквей: соответственно с этническими, языковыми или географическими факторами? Какой предстоятельской или синодальной властью эта независимость должна быть признана? Должно ли разнообразие национальностей продолжать определить структуру церковного тела в мире, на который все больше влияет миграция людей? Каким будет результат сегодняшнего этнического и культурного плюрализма в вопросе единства и разнообразия местной Церкви в странах с «православной диаспорой»? Какие аспекты древнего принципа «один город, один епископ» могут быть восстановлены в наше время?

е) Кроме этих технических вопросов, насколько необходимо формальное согласие относительно доктрины и церковной структуры между Католической и Православной Церквами перед тем, как отдельным местным сообществам будет разрешено, по крайней мере, некоторое сакраментальное общение друг с другом? Если разные взгляды относительно определенных богословских вопросов в рамках наших собственных Церквей обычно не рассматриваются как препятствие для евхаристического общения, можем ли мы позволить различиям между православными и католиками преобладать над фундаментальным согласием наших Церквей относительно принципиальных вопросов веры, и удерживать нас от встречи за единым евхаристическим престолом, по крайней мере, в некоторых случаях? Или было бы приемлемым для обеих наших Церквей, чтобы священники одной Церкви заботились, по крайней мере, о тех людях, которые находятся на пороге смерти, но относятся к другой Церкви, если рядом нет их священника? Чрезвычайные практики общения имели место на различных критических этапах истории в некоторых частях мира, а иногда осуществляются и сегодня. Может ли это служить прецедентом для более широкого евхаристического общения? Могут ли эти случаи стать конкретными шагами в направлении к более глубокому и прочному единству?

10. Одно тело. В своем комментарии на 17-ю главу Евангелия от св. Иоанна в Евангелии св. Кирилл Александрийский утверждает, что единство Церкви, которая является отражением единства Отца и Сына и осуществляется через дар Святого Духа, в первую очередь формируется у нас через Евхаристию, в которой участвуют ученики Христовы:

Потому что через литургическое благословение (eulogōn) тех, кто верит в Него в едином теле, а именно - Его Собственному - через евхаристическое участие, [Христос] сделал их полностью единым Телом с Самим Собой и друг с другом. Кто, в конце концов, может разделить или оттолкнуть от естественного единства тех, которые объединены через единое святое Тело в единстве со Христом? Действительно, если «все причащаемся от одного хлеба» (1 Кор 10:17), мы образуем одно Тело. Невозможно разделить Христа. Это и есть причина того, что Церковь называется Телом Христовым, а мы его членами, как это понимает Павел. Действительно, поскольку все мы объединены со Христом через Его Святое Тело, которое мы принимаем, единое и неделимое, к нашему собственному телу - наши члены более принадлежат Ему чем нам...

Разве же [продолжает спрашивать Кирилл] мы все не есть друг в друге и во Христе? Христос Сам является залогом единства, будучи одновременно Богом и человеком ... И каждый из нас, кто получил одного и того же Духа - я имею в виду Святого Духа - слиты воедино, друг с другом и с Богом ... Потому как сила Его святого тела всех, кто Его принимает, творит одно тело, так же, я считаю, один Дух Господень, Который безраздельно живет в каждом из нас, дает всем нам духовное единство (Комм. на Ев от Иоанн. 11.11 (ed Pusey 2/735-737) - перевод с англ.)

Совесть удерживает нас от выражения сакраментального единства, пока мы не имеем единства в вере. Но наша совесть так же призывает нас отказаться от самоуспокоенности в нашем разделении, а действовать в силе Духа Святого и в стремлении к животворному присутствию Христа среди нас. Православные и католики, которые признают себя членами единого Тела Христова, именно через евхаристическое общение и участие в преображающей жизни Святого Духа, должны отныне увидеть Христа, присутствующего в каждом из нас, и найти в тех структурах, которые формировали наши общины на протяжении столетий, силу двигаться вне границ разобщенности, недоверия и конкуренции к единству в Его Теле, послушания Его Духу, потому что это откроет нас как учеников перед миром.

Перевод с английского Анатолия Бабинского

Редакция Игоря Мялковского
Перевод на русский язык под редакцией о.Сергея Николенко
 

http://theology.in.ua/ua/bp/theological_library/theological_doc/ecumenic...

http://www.usccb.org/seia/steps-towards-reunited-church.shtml